В Российском обществе сложились три болевых точки, любое касание которых немедленно взрывает электорат и приводит к эскалации конфликта власти и общества. Больше того – к росту подозрений и открытого недоверия. Это переговоры по Курилам, пенсионная реформа и контакты с Ватиканом. Эти три темы служат детонаторами негативных общественных реакций и помогают сплочению самых разных социальных групп в конфликте с правящей элитой.
Во всех трёх темах завязан Владимир Путин, и потому обходить умолчанием ни одну из них не продуктивно – просто потому, что вакуум заполняется трактовками разномастной оппозиции, и в отсутствие других версий навязанное ими понимание становится единственным и господствующим. Хотя далеко не всегда истинным.
Едва поутихли страсти по пенсионной реформе и рассосались тревоги по Куриалам, как президент России провёл в Ватикане переговоры с папой римским, тем самым задев огромный пласт древних споров, застарелой вражды и крайней подозрительности к власти, которая все три главных российских темы умудряется отработать в атмосфере крайней секретности и непонятной мотивации.
В отношениях с Ватиканом, кроме вечного соблазна компрадорской боярской, дворянской, партийной и либеральной элиты, имеются три уровня мотивации: интересы большой геополитики, борьба конфессий за территорию и культурно-идеологические установки населения. На Руси всегда знали, что Ватикан – не просто враг, а самый страшный враг и лидер большой коалиции врагов. В любой войне против России всегда торчат уши Ватикана. Любой контакт с ним санкционирован в обществе только для того, чтобы бросить ему в лицо выражение крайнего презрения. Всё прочее – измена.
Все три мотивации никак не пересекаются и живут в разных плоскостях. Однако в обывательском понимании всё сливается воедино, и когда Путин едет в Ватикан, все почему-то верят, что он якобы поехал сдавать российское православие, и никак иначе. Других тем у папы и Путина как бы нет и быть не может.
Так происходит потому, что в обществе не отдают себе отчёт в том, что Ватикан – это не только религия, но и политика. Статус папы двойственен, потому что это не только центр католицизма, но и государство. И именно поэтому у папы есть своя дипломатия, своя разведка, свой банк и чисто символическая армия. И даже своё радио.
Правда никто не знает точно, где в папе кончается пастырь и начинается глава государства, это очень тонкая грань, которую даже он сам не видит, но Путин её видит. Ватикан не разделяет религию и политику, проводя её под видом религиозной деятельности, но Путин это различие производит. В папе ему интересен политик, а не богослов. То есть контакты Путина и папы – это не контакты главы государства с главой церкви, а контакты двух глав государств. Один из которых в костюме, а другой – в сутане. Не случайно в делегации Путина есть Лавров, и нет митрополита Иллариона.
Путину папа нужен как знак всему миру того, что российский президент и Россия не в изоляции. Папа – это не CNN или «Раша тудэй». Если он что-то говорит, то для многих в мире это бесспорно. Если папа с кем-то говорит, значит, это для мира санкция на признание. То есть в нынешней ситуации у Путина к папе весьма конкретный и прагматический интерес. Это послание западным элитам о том, что Россия в тренде, и никакой изоляции нет – папа не одобряет. Это так же знак электорату Европы: Путин и папа общаются. Делайте выводы.
Многие пытались ковыряться в темах и искать там зарытую собаку, где и в каком месте «Путин слил» папе что-нибудь этакое важное, но немногие догадались, что сам факт встречи и есть то главное, ради чего Путин ездил в Ватикан. Говорить они могли о бабочках и мотыльках или просто молча посидеть за игрой в шахматы – факт личной встречи говорит больше, чем все затронутые темы.
Верить, что Путин приехал для того, чтобы сдать Ватикану Донбасс в обмен на помощь в снятии санкций – наивно. Ватикан Донбасс возьмёт, если ему это предложат, а помочь с санкциями, если и захочет — не сможет, ибо это не его уровня тема (для англосаксонских протестантов папа не указ), а вот у российского политика, который захочет повторить опыт Константинополя, будут тяжёлые проблемы.
Однако совсем другое дело начинается там, где контактов с Ватиканом ищут высшие иерархи РПЦ. У них нет государственной мотивации, и потому все филокатолические позывы у высшего руководства нашей церкви вызывают колоссальные вопросы. Откуда в РПЦ взялось либеральное филокатолическое крыло, и почему оно обрело сильную административную власть?
Корни этой истории уходят во времена Хрущёва (как много в развале СССР уходит к Хрущёву!), когда от церкви стали требовать участия в экуменическом движении ради политических интересов высшего партийного руководства. Отказ от выполнения этого требования грозил ослабленной церкви новой волной гонений. Ибо за 2000 лет истории советский период гонений для христиан был самым длительным.
История показывает, что когда гонения длятся три поколения, наступают необратимые процессы распада и исчезновения с исторической сцены. В Древнем Риме гонения были связаны с каким-либо императором, на смену которому всегда приходил другой, к христианам равнодушный или лояльный.
Но чтобы почти век гонения не прекращались – такого не было никогда. Церковь в СССР пыталась спастись, и потому шла на сотрудничество с властью. Так в недрах РПЦ возникла группа, поставившая целью выполнить заказ партийной элиты и тем самым получить поддержку в стремлении к власти.
В этой группе возник лидер — митрополит Никодим Ротов. Он не только стал лидером экуменистов и группы договора с коммунистической верхушкой, но и защитником голубого лобби в РПЦ. Кроме того, Ротов воспитал целую плеяду нынешних высших церковных руководителей, из которых далеко не все члены голубого братства, но все чтут Ротова как величайшего авторитета и учителя.
Конфликт Ротова и РПЦ возник давно. Митрополит Никодим Ротов обвиняется архиепископом Василием (Кривошеиным) в многократном причащении католиков на православной литургии во врем посещения Рима. Оправдывалось это тем, что в этих местах нет католических церквей, и католикам, якобы, негде причаститься. Кривошеин пишет, что Ротов пытался это отрицать, что лишь усугубляет его грех.
Блаженная Пелагия Рязанская однажды напророчила митрополиту -экуменисту: «Как собака сдохнешь у ног своего папы». Но Никодим шёл своим путём. Несмотря на апостольский запрет евхаристического общения с еретиками, он 10 августа 1978 года служит панихиду по православному канону на гробе папы римского Павла VI. А 12 августа, так же вопреки канонам, он участвует в его отпевании. И 5 сентября того же года он скоропостижно умирает НА ПРИЁМЕ У ПАПЫ Иоанна Павла I. Так сбылось пророчество Пелагеи Рязанской о Никодиме Ротове.
С 1960 года под сводами Патриархии начинает развиваться экуменическое учение в совокупности с теорией богословского оправдания Октябрьской революции и прочих революций как дела, соответствующего идеалам Евангелия. РПЦ объявляется закосневшей в консерватизме и потому нуждающейся в обновлении. Обновление состояло в признании неверующих таким же богоугодным телом церкви, как и верующие, а, значит, и все дела неверующих так же богоугодны. Сейчас интеллектуальное и кадровое наследие Никодима Ротова в РПЦ считается его противниками и оппонентами раковой опухолью, разъедающей изнутри тело церкви.
Соблазн конформизма церковной власти по отношению к безбожным царям мира сего победил апостольские наставления. Надо сказать, что Ротов на самом деле был чрезвычайно яркой личностью и имел основания для восторженного отношения определённой группы иерархов, чтущих интеллект выше Фаворского света.
Понятно, что такие качества свойственны либеральному крылу, и в РПЦ либералы оказались не чужды идеям ухода под Ватикан, гомосексуализма и финансовой власти вместо власти духовной. В эпоху перестройки либералы в КПСС и в РПЦ просто нашли друг друга. Консенсус элит на этом уровне состоялся и стал фактом политики. Но зарождалось это течение при Хрущёве, в те далёкие шестидесятые, после чего расцвело пышным цветом.
Нынешнюю церковную власть в РПЦ как раз более всего упрекают в покрывательстве голубого лобби, приоритете денежных интересов над миссионерскими и в духовном филокатоличестве. И для этого есть основания – скандалы вокруг патриарха Кирилла так или иначе связаны с темой денег, голубого лобби и либерализма ближайшего окружения, ориентирующегося на Запад и Ватикан как его духовный центр.
Самым ярким и открытым филокатоликом в руководстве РПЦ является митрополит Илларион, глава Отдела внешних церковных связей. Светская жизнь Иллариона прошла в сфере музыки. Он недоучился в Московской консерватории и ушёл в монастырь, однако Илларион не оставил композиторство и известен как музыкант. Именно с этой точки зрения он нам и интересен, так как со всех других точек зрения его досконально изучили.
Вся жизнь Иллариона проходила на западной периферии РПЦ. Живя в Москве, почему-то в монахи он был пострижен в Литве, в Вильнюсе, городе, где очень сильна католическая культурная среда.
Человеку, пришедшему в православие из интеллигентской московской музыкальной богемы, свойственно понимать мир и веру через призму возбуждённой чувственности, а не аскезы. А искусство – это возбуждение чувственности, то, на чём католичество и строится, и что в православии считается самой опасной ересью. А вовсе не догмат о непогрешимости папы и споры о филиокве. Это уже вторично.
Служил Илларион в маленьких городах и сёлах Литвы, пока не оказался в Каунасе. Учился в московской семинарии он заочно. После краха СССР вернулся в Москву и окончил там академию с защитой диссертации по богословию.
А вот в 1993 году наступила для него стажировка в Оксфорде. Это то же самое, что Йель для Навального или Канада для Александра Яковлева. А вот в 2003 году Илларион был назначен епископом Венским и Австрийским, сохранив в управлении Будапештскую и Венгерскую епархию и должность представителя РПЦ в Брюсселе. Часто ездил с лекциями по мистическому богословию в США и Британию. Успех таких лекций состоит именно в демонстрации общности, а не различий.
В биографии Иллариона по долгу службы имеются факты встречи с папой римским. Понятно, что оппонента папы для налаживания с ним отношений в Ватикан не пошлют. Тут нужна лояльная фигура как знак добрых намерений, и эта фигура нашлась. Ею стал митрополит Илларион.
Дехристианизация Европы Иллариона не смущает. Европа для него – духовная колыбель и отчий дом, куда тянет вернуться. Сфера высокой культуры – самая чувствительная сфера для перекодировки глубинных культурных кодов. Илларион пишет музыку. И в Москве усилиями большой группы либералов от культуры была организована раскрутка оратории «Страсти по Матфею», написанной Илларионом и поставленной при поддержке руководства РПЦ.
Тут надо заметить, что сам жанр страстей – тема далеко не свойственная православию, это продукт католической трактовки евангельского сюжета. Страсти в православии – синоним страданий, и потому попасть под их власть – это соблазн и ересь. Фокусировка на сопереживании христовых крестных мук до степени истерики и экстаза уводит от темы цели христовой жертвы, сути Христа как Богочеловека и воскрешения как победы над смертью. Как будто вся ценность жертвы Христа в Его мучениях, и если бы Христос не так мучился, ценность Его жертвы была бы не так высока.
Именно отсюда растёт весь европейский гуманизм как атеистическая религия человекобожия, обожествления повреждённого грехом человека. Тут православие и католицизм расходятся намертво. Но в католичестве экзальтация и страсти – это признак святости. На страстях католик тает, а православный настораживается.
Надо заметить также, что всего «страстей по Матфею» в мировой музыке четыре. Три написаны великими немцами (Бах, Шютц, Телеман), одна китайским американцем (Тан Дун), что вполне нормально. Не совсем нормально, что пятым в этом католическом культурном хоре стал русский митрополит. Это примерно так, как если бы папский кардинал написал псалмы знаменным распевом русских староверов, которым поют монахи Валаамского монастыря. Интересно, как после этого сложилась бы его карьера в Ватикане? Но так глубоко кто в наше время копает?
Музыканты, не причастные к руководству РПЦ, говорят, что в оратории Иллариона (точнее, во второй её редакции) нет православных мотивов. Это вполне светское (то есть безбожное) произведение. Странно, что митрополита в евангельском сюжете больше вдохновляют не церковные, а внецерковные культурные формы. Даже Игорь Корнелюк, написавший саундтрек к фильму «Мастер и Маргарита», инстинктивно более православен в музыкальном плане, чем митрополит Илларион в «Страстях по Матфею». Это объёмное музыкальное произведение, очень серьёзное, из сферы элитарной культуры. Это обработка культурной элиты страны. Именно потому это самая опасная работа, и потому у Иллариона в РПЦ сильные позиции и большая карьерная перспектива.
Творчество композитора – это исповедь. Его глубокое и искреннее духовное раскрытие. Илларион искренне стремится соединить православную церковь с Ватиканом, для него разрыв РПЦ и Ватикана – это личная трагедия. Он никогда не скажет этого прямо, но он всегда говорит это между строк. Или языком музыкального произведения, где сказано всё и даже больше, чем всё.
Следуя политическому заказу прозападной части российской элиты, церковные либералы готовят в РПЦ самый серьёзный разворот за всю историю. Католическая церковь объявлена не еретиком, а сестрой. Илларион по сути не скрывает, что полным ходом в недрах руководства РПЦ идёт подготовка к приезду папы в Россию. И этот приезд пока не случился лишь потому, что народ к нему ещё не готов. Это значит, что как только будет готов, папа приедет. И над этой подготовкой идёт усердная и кропотливая работа.
Это называется экклезиологический переворот – смена системы ценностей вопреки воле большинства. Папа может позволить себе двойственный статус политика и главы конфессии, но как могут себе позволять двойственную идентичность некоторые русские православные иерархи – это вопрос не столько кадровой политики Патриархии, сколько совести некоторых церковных функционеров.
Важно, чтобы «страсти по Матфею» не превращались в «страсти по Иуде». А те, кто идёт этим путём, идёт именно в эту сторону. И очень пытается увести за собой всех прочих, забывая о предупреждении, что судьба соблазняющих всегда так печальна, что жернов на шее и морская пучина – лучшая перспектива по сравнению с той, что ожидает их на более страшном суде. На котором музыкальные таланты не будут иметь абсолютно никакого значения, а напротив, послужат отягчающим вину обстоятельством. С тех, кому много дано, многое спросится.
Александр Халдей
Источник kolokolrussia.ru
