Число россиян, посетивших Африку южнее Сахары в 2021 г., в сорок раз превысило аналогичный показатель 2013 года. Растёт и товарооборот. Африка перестаёт быть предметом страхов и фантазий, с каждым днём становится ближе и нужнее России. В то же время меняется и вес Африки в мире.

В 1963 г., когда была основана Организация африканского единства, население континента немногим превышало 300 млн человек и было сравнимо с населением СССР (224 млн). За шестьдесят лет африканцев стало в пять раз больше, и теперь их число превосходит население нашей страны приблизительно десятикратно. И это далеко не предел. Примерно через одно поколение – к 2050 г. – оно увеличится ещё на миллиард. Африка уже сейчас становится основным ресурсом роста глобальных потребительских рынков, обостряется и конкуренция западных стран за миграцию из Африки человеческих кадров, нужных для поддержания привычного им уровня благосостояния.

В этих условиях происходит становление особого цивилизационного пространства Африки – без центра, жёстких границ и кодифицированных правил, объединённого тем не менее общими сетецентричными принципами взаимодействия с корнями в доколониальной истории, общими проблемами и намерениями сообща искать их решения на обходном пути из доиндустриальной эпохи в постиндустриальную.

Мир цивилизаций

Взаимодействие цивилизаций становится реальностью и частью глобальной политики, начинает влиять на правила игры и на её ход. Рамки цивилизационного подхода часто позволяют уловить причины и объяснить поведение политических и даже хозяйственных субъектов в ситуациях, когда экономика диктует, казалось бы, иную логику и последовательность шагов[1]. Долгосрочная траектория развития политического, экономического и социального пространства Африки, а также принципы его взаимодействия с остальным миром будут определяться в том числе логикой развития африканской цивилизации, многомерной и подвижной, а также нашим её пониманием.

Как бы ни определялось понятие цивилизации, в его основе – общность культурных кодов (языков, истории, религии, обычаев, общественных институтов), а также объективное осознание такой общности, совместного пути, самоидентификация. Если отталкиваться от последней, то африканской цивилизации едва ли больше ста лет: она только родилась, и для своего возраста достигла впечатляющих результатов. Если же говорить о системе связанных между собой культурно-исторических комплексов[2][3],^,, то Африка – наоборот, цивилизация древнейшая, причём корни многих других, внешних по отношению к континенту цивилизаций также уходят в Африку.

Цивилизация демографической экспансии

Хотя доля Африки в мировом населении с 1950-х гг. выросла с 10 до почти 20%, а население многих стран увеличилось за период независимости в пять-шесть раз – это всё ещё не очень много. Так, Демократическая Республика Конго, чьё население приближается к ста миллионам человек (15 млн на момент обретения независимости в 1960 г.), по площади превосходит Францию примерно в четыре раза: пространство для дальнейшего роста остаётся существенным. Общая площадь Евросоюза – 4,2 млн кв. км, население – 451 млн человек. Площадь Африки без Сахары в пять раз больше – около 21 млн кв. км. Самый приблизительный подсчёт говорит о том, что только при населении два с половиной миллиарда Африка по плотности населения (в пригодной для жизни части) приблизится к Европе (но всё ещё кратно уступая Индии). Два с половиной миллиарда будет жить в Африке примерно к 2050 г., и как раз к этому времени рост населения замедлится. Скорее всего, устойчивое равновесие в континентальном масштабе возникнет, когда в Африке будут жить три или четыре из десяти миллиардов населения планеты. Произойдёт это примерно через три поколения, к концу XXI века.

Сейчас население Африки приближается к полутора миллиардам. Стремительность роста не должна вводить в заблуждение или внушать опасения. Рост пока направлен не на заселение африканцами остального мира, а на заполнение пространства своего континента. Плотность населения обеспечивает условия и для экономического роста, и для преодоления инфраструктурных ограничений. Именно крупные города стали в Африке основными точками роста, дальнейшее увеличение городского потребления, например, продовольствия – обусловит инвестиции в развитие необходимой инфраструктуры: электростанций, дорог, железных дорог, портов. Импульс получит и рынок образования, коммуникаций и т.п. Парадоксальным образом решение проблемы голода также будет связано с ростом населения, городов, рынков и коммуникаций между ними.

Важно, что население Африки отличается и большим генетическим разнообразием, чем население всех остальных частей вместе взятых[4]. Остальная часть мира не просто была заселена из Африки, это заселение происходило уже не один раз. Большую часть накопленных к сегодняшнему дню человеко-лет (примерно две трети) разумное человечество провело в Африке, там же произошла и большая часть генетических мутаций, а сохранность этого накопившегося разнообразия обусловлена разнообразием там климатических зон и в целом биологических вызовов.

В Африке сохранилось не только наибольшее разнообразие геномов и фенотипов, но и наибольшее языковое разнообразие (больше двух тысяч языков только зарегистрированных[5]), которое тоже обусловлено длительностью пребывания человека в этой части света.

Технический прогресс и технологические революции снизили повседневное значение генетического потенциала Африки для выживаемости человека как вида, но сохранили за ним важнейшую роль страховки на случай глобальных катаклизмов. В случае следующей глобальной климатической катастрофы или опустошительной пандемии, которая вызовет гибель большей части населения планеты, с большой вероятностью можно предположить, что именно в Африке сохранится популяция, способная к дальнейшему развитию и восстановлению численности, затем, как уже не раз бывало, с этой территории она постепенно заселит остальной мир. Обращает на себя внимание, что коренное население Африки выстояло под напором колонизаторов, основным оружием которых стали, как известно, принесённые ими же инфекции, – в отличие от аборигенов Австралии и Америки, которые утратили свою субъектность.

В наши дни сдерживание рождаемости на глобальном уровне может быть осознанной стратегией «золотого миллиарда», и в основе этой стратегии не стремление уберечь планету от катастрофы или людей от голода, а скорее, намерение сохранить власть самого привилегированного слоя, не дать ей перейти в руки мирового большинства. Поэтому рост населения Африки для неё самой не проблема, а решение, а для России – не угроза, а возможность, шаг на пути к более устойчивому глобальному устройству. Россия заинтересована в росте населения Африки и как важный экспортёр продовольствия на мировой рынок, обладающий наиболее значительным природно-климатическим потенциалом для укрепления в этой роли.

Единство в многообразии

Африка не едина. Своей спецификой обладает не только северная оконечность, но и южная, центральная, восточная Африка и Африканский Рог. Культурно-исторические линии между различными частями Африки условны и подвижны. Например, граница распространения ислама в Африке определялась торговлей и процессами государственного строительства и проходит значительно южнее Сахары[6]. Сахара на протяжении тысячелетий остаётся не только барьером, но пространством коммуникаций, миграций, распространения информации, языков и культур.

В этой связи деление Африки на Северную и «к югу от Сахары» исторически условно. Иногда оно ситуативно оправданно, но важно учитывать, что аграрные общества Северной Африки, включая Древний Египет и Карфаген, существенно отличались от кочевых обществ Аравийского полуострова. По своему укладу и характеру коммуникаций они тяготели к бассейну Средиземного моря, но отличались и от Европы. Историческое наследие, особенности общественной организации, хозяйственных укладов позволяют относить северную часть Африки одновременно к пространствам цивилизаций Ближнего Востока, Европы и Африки.

Не только северная, но и другие части Африки много тысяч лет связаны с внешним миром и включены в пространства других общностей, однако в числе важнейших отличительных особенностей африканской культуры – как раз отнесение одной и той же части к разным целым, уход от жёстких классификаций и подвижность любых границ.

В последние десятки лет укрепление региональной интеграции и появление панафриканских организаций, платформ – не только в политике, но и в бизнесе, спорте, культуре, информационном пространстве – определяет становление единой Африки. Вместе с тем акцент на различиях внутри самой Африки – подход, который можно обозначить как Africa is Not a Country[7], по-прежнему актуален. И отрицание единства Африки также стало одним из свидетельств его зарождения.

Однако само единство в понимании африканцев отличается от того, что вкладывают в это понятие европейцы. В основе африканского единства – не унификация и централизация, а сетецентричные механизмы координации, основанные на внутренних коммуникациях и подвижности структур, поощряющие в том числе и центробежные силы, и независимость частей от целого, которая позволяет им в том числе устанавливать полезные всему целому новые внешние связи (как африканская диаспора, например, устанавливает новые связи с внешним по отношению к Африке миром, оставаясь официально признанной частью единого пространства «глобальной африканской семьи»[8]).

Она никогда не была скреплена политически, однако единство коммуникаций на протяжении десятков тысяч лет, а также общие черты хозяйственных укладов, почв и экосистем обусловили и сходство многих аспектов общественной организации, культурных комплексов, включая важнейшие представления о времени, пространстве, устройстве общества, морали и т.п.

Единство в описываемом случае не означает, что его части не входят в пространство иных цивилизаций – сам плюрализм идентичностей остаётся одной из основ африканского этоса. Для дальнейшего обсуждения можно предложить несколько гипотез об особенностях африканской цивилизации, которые определяют её обособление от других пространств того же порядка.

 

Цивилизация горизонтальных связей

Хотя и в истории Старого Света заметную роль играли сетевые, децентрализованные сообщества без единой иерархии, для Европы (как и для Азии) государственность, борьба за власть и влияние связаны в первую очередь с централизацией и унификацией. Государственность в Евразии, как правило, требовалась, чтобы мобилизовать и организовать сотни тысяч людей: для аграрного производства, строительства дорог, защиты и завоевания территорий, организованных миграций и т.п. В Африке же сама государственность исторически менее централизованна, основной её задачей как до начала колонизации континента, так и в период взаимодействия с колониальными институтами оставалось обеспечение безопасности торговых путей и коммуникаций. Сфера производства затрагивалась государственностью в значительно меньшей мере.

В Африке жизнь человека проходит в многомерном социальном пространстве на пересечении больших семей, сословных групп и территориальных общин, объединений внутри них по полу и возрасту[9]. Принадлежность к этим основным группам – семье, общине, возрастной группе, сословию – определяет возможности и обязательства, регулирование же отношений и разрешение конфликтов происходит в сложном их горизонтальном взаимодействии и часто – в отсутствие заметной модерации «сверху» (хотя востребована бывает модерация извне). Иерархия между различными социальными пространствами либо отсутствует вовсе, либо ситуативна и подвижна.

Частью подобной особенности стало распространение ещё в доколониальную эпоху принципов сетецентричного управления. Обращает на себя внимание изоморфизм, сходство современных сетевых структур и сетевых структур, распространённых до повсеместного утверждения европейских централизованных национальных государств. Есть основания полагать, что сетецентричность роднит Магриб и Ливию с остальной частью Африки, отличая её от большей части Евразии.

Сетецентричность как цивилизационная особенность проявляется в роли, которую в современной Африке играют общины и местное самоуправление, в том числе признанные законодательно. В постколониальное время государственные и традиционные институты тесно переплелись и взаимодействуют друг с другом, кроме того, традиционные институты во многих странах приобрели официальный характер. Так, лидеры общин формируют советы и палаты, которые участвуют в принятии решений, особенно по социальным вопросам (включение лидеров в повестку и обеспечение их лояльности гарантирует успешную имплементацию принятых решений). Плотность взаимодействия и размывание границ разнится от страны к стране: например, в Марокко и Эсватини традиционные лидеры – короли, и освещённые их властью институты и вовсе прямо главенствуют над институтами колониального образца (министерствами, силовыми структурами, национальными системами образования и здравоохранения и проч.). В других странах традиционные институты встроены в современную систему государственного управления в качестве фундамента, замещающего институты исполнительной, законодательной и судебной власти на нижних уровнях административно-территориального деления. В качестве примеров можно привести большую часть британских колоний в Африке от Малави до Ганы и ЮАР.

Другое важное следствие африканской сетецентричности – распространение правил ротации на самых разных уровнях власти – от союза деревень до Афросоюза, и, шире, представления о различного рода справедливой очерёдности, например, очерёдности занятия всевозможных государственных постов представителями отдельных общин[10]. Устойчивость системы отношений между такими общинами обеспечивается часто через связи по браку, которые воспроизводятся из поколения в поколение и предотвращают рост напряжённости между участвующими в различных ротационных механизмах общностями.

Это, как известно, не исключает наличия в ряде африканских государств традиции многолетней несменяемости лидеров (Зимбабве, Уганда, Руанда, Габон и т.д.), однако и там ротационные механизмы действуют на более низких уровнях. Даже в авторитарных системах руководство всегда учитывает необходимость равномерного представительства в управлении различных групп. В Африканском союзе справедливая ротация с учётом максимальной географической репрезентативности – обязательное к соблюдению правило.

Для систем управления в Африке характерно и наличие нескольких центров, разделение полномочий между которыми функционально и ситуативно – может зависеть от рода деятельности, типа отношений (война, торговля и др.). Объектом управления в Африке часто бывает не территория или население, а определённая сфера отношений и только опосредованно – сами люди, в той мере, в которой они участвуют в этих отношениях.

За редким исключением в Африке не сформировалось политических систем с совсем жёсткой иерархией. Доминирующий принцип согласования интересов групп – не подчинение друг другу, а разделение полномочий, областей ответственности и деятельности (тот же принцип распространён и в отношении полов). Ответ на вопрос «Кто важнее/главнее?» обычно зависит от контекста, ситуации, сферы отношений.

Цивилизация – это прежде всего технологический уклад

Россия теперь позиционирует себя как цивилизацию, и «мы хотим сохранить эту цивилизацию, мы, конечно, должны делать упор именно на высокие технологии и на будущее их развитие», – заявил в интервью Владимир Путин[11]. В числе новых технологий президент упомянул искусственный интеллект, беспилотную технику, генетику, медицину, образование. Также и становление африканской цивилизации предполагает формирование особого технологического уклада, пусть и через заимствование большинства самих технологий. Африканский технологический уклад будет, скорее всего, основан на децентрализации и интеграции с окружающей средой. Например, самоуправляемые платёжные системы, распространившиеся в Африке вне привязки к традиционному банковскому сектору, уже признаны[12] новым словом в развитии финансовых рынков.

Децентрализованные коммуникации, учитывающие возможности искусственного интеллекта или беспилотников, также отвечают коду африканской цивилизации и основному направлению развития континента в XXI в. – росту населения и освоению новых территорий. Основная задача новых технологий в Африке на долгосрочной перспективе, – обеспечить коммуникации внутри постобщинных структур, основанных на традиционных принципах сетецентричного управления, сбережение и бережное освоение экосистемы через инструменты контроля и обратной связи, которые можно объединить условно под названием Internet of Environment.

Бесполярность

Мы рассматриваем многополярность, полицентричность как важное условие, от соблюдения которого зависит справедливость мироустройства, понимаем эту многополярность как антитезу унифицированному миру с едиными правилами и центром, контролирующим их соблюдение. Африканское же восприятие политики, в том числе глобальной, скорее бесполярно, что можно воспринимать как крайнее, последовательное воплощение идей многополярности. Если сете- и полицентричность характерны для внутреннего устройства африканских политических систем, то бесполярность – рамка, через которую африканцы смотрят на мир вокруг.

Практически она проявляется, например, в стремлении не занимать сторону в конфликте до тех пор, пока остаётся возможность выбора. В отрицании принципа «нулевой суммы»: сближение с одним внешним политическим полюсом не означает отдаления от другого.

Африканцы видят те же события, что и мы, но через другую рамку и часто не понимают ограниченность слишком линейного и слишком поляризованного, преисполненного дуализмом европейского мышления. В результате уход от любых столкновений, противоречий и противопоставлений, занятия сторон в конфликтах, особенно чужих, постепенно становится основным принципом африканской дипломатии как внутри континента, так и за его пределами.

Для европейских государств эскалация конфликтов и поляризация политического пространства вокруг каждого из них много сотен лет были условиями развития, а сила альянсов до сих пор измеряется их сплочённостью, в том числе формальной, способностью принимать по любому поводу общие решения.

Хотя, опять же, противопоставление силы и гибкости в данном случае, скорее, из европейской традиции.

Внутри же африканских политических систем, как следствие того же принципа бесполярности, органично сосуществуют группы влияния и центры принятия решений, ориентированные на разные, в том числе конфликтующие между собой внешние центры силы. И обострение противостояния внешних центров вовсе не подразумевает обострения отношений между отвечающими за коммуникацию с ними центров внутри системы.

Например, за развитие внешних отношений в формате БРИКС+ отвечает одна группа, а за отношения с Лондоном и Вашингтоном – другая, и они не обязательно будут конфликтовать. В стране может не быть не только единой позиции по какому-то внешнеполитическому вопросу, но даже борьбы за формулирование такой позиции, не ставится подобной цели. Таким образом, внутренняя бесполярность, укоренённая в традициях местной политической культуры, оказывается изоморфной представлениям о правильной организации внешнего мира – также без ярко выраженных и устойчивых полюсов, с гибкими и ситуативными альянсами.

В современном мире бесполярность, подвижность и гибкость африканской цивилизации, неприятие ею любых жёстких рамок всё чаще становится не проблемой, а ресурсом, преимуществом, повышающим устойчивость и жизнеспособность как всей системы, так и отдельных частей. Сам же внешний мир постепенно всё больше стремится походить на Африку.

Африка как модель мира

Неопределённость, непредсказуемость и бесполярность – важные характеристики пространства социальных связей Африки на протяжении тысяч лет – становятся теперь и свойствами мировой политической и экономической системы. Чем выше непредсказуемость и неопределённость, тем меньше выгод сулит отдельной стране перспектива примыкания к какому-либо полюсу, участие в блоках и союзах жёсткой иерархии. Поэтому и рост роли Африки в международных делах и дипломатии обусловлен не только многочисленностью африканцев и африканских стран, обширностью пространства континента и обилием его недр, но всё большим сходством внешнего по отношению к Африке мира с ней самой.

Индустриальные национальные государства как модель организации обществ уходят в прошлое. На смену идёт постиндустриальный мир сетецентричных пространств с подвижными границами и полюсами, и в нём вновь оказываются востребованы доиндустриальные формы культуры и общественных отношений, вытесненные на периферию мира в годы господства промышленного уклада. Африка стала прибежищем доиндустриальных форм экономических отношений, политической организации, социальных связей и культуры на время их вытеснения в остальном мире. Эти формы адаптировались к внешним изменениям и готовы теперь к возрождению в новом постиндустриальном мире, где спрос на них растёт в силу объективных обстоятельств.

Африканизация мира поможет достижению баланса с окружающей средой, который остаётся важнейшим условием выживания человека, и совершенно точно на руку России, чьи позиции должны укрепиться в таком сбалансированном мире.

Источник Source