Двухлетие специальной военной операции – символическая дата, которую как-то нечем отметить. Фронт фактически стоит уже полтора года, и события приходится либо изучать с лупой, либо охватывать с большого расстояния в попытке увидеть картину целиком. Мы же попробуем обобщить скрытые процессы и понять, как они проявятся в будущем.

 

Позиционный тупик

Любые рассуждения о прорыве фронта и о военном разгроме украинской армии (ВСУ) наталкиваются на контраргумент: давайте хотя бы возьмём Авдеевку, а там поговорим. Действительно, чтобы громить противника и навязывать ему волю, нужна эффективная стратегия, система успешного ведения боевых действий.

В 2023 г. такая система вполне сложилась в отношении обороны: в отсутствие кратного перевеса ни одна из сторон пока не в состоянии наличными средствами прорывать фронт и проводить успешные наступательные операции.

Ещё осенью Авдеевку называли своего рода экзаменом для российской армии (ВС РФ). Авдеевская операция началась с попытки сходу, классическими сходящимися ударами, отсечь город и создать 10-километровое в диаметре кольцо окружения.

10 октября 2023 г. после массированной артподготовки последовали механизированные атаки по двум направлениям: через железную дорогу севернее Авдеевского химкомбината и с юга, от деревни Водяное. Как и летом у противника под Работино, эти атаки захлебнулись, и, перейдя к действию артиллерией, ударными дронами и малыми штурмовыми группами, наше командование перенесло центр тяжести непосредственно на сам город.

И вот, спустя пятый месяц боев, авдеевская эпопея, похоже, близка к завершению. Сохраняя давление по всему периметру Авдеевки и вынуждая противника растягивать резервы, за несколько месяцев боёв русская армия заметно истощила гарнизон города. Картина усугублялась проблемами со снабжением: единственная дорога с твёрдым покрытием хоть и оставалась проходимой и временами безопасной (в декабре по ней в осаждённый город даже приезжал Зеленский), всё же не позволяла осуществлять подвоз и ротацию в необходимых объёмах, а главное – поддержание контроля над дорогой само по себе требовало от ВСУ немалых сил.

С ноября 2023 г. оборона Авдеевки начала трещать: сперва в так называемой «промке», затем в «Царской охоте» – обращённых к Донецку и известных ещё с 2014 г. мощных опорных пунктах. Попытки отбить эти позиции отвлекали силы гарнизона с других направлений и ещё больше ослабляли оборону.

В первых числах февраля 2024 г., наконец, наступил кризис: в считаные дни ВС РФ рассекли северную часть города надвое, перешли железную дорогу и взяли под плотный огневой контроль единственную линию снабжения – Индустриальный проспект. Сейчас все силы ВСУ в Авдеевке брошены на то, чтобы не дать перерезать проспект и замкнуть тем самым оперативное окружение, в то время как на соседних с «Царской охотой» позициях ВСУ растёт угроза локальных котлов.

Если новый главком ВСУ из политических соображений не решит удерживать город любой ценой, Авдеевское сражение может завершиться в ближайшие недели. Это станет самым значимым сдвигом фронта с прошлого мая, когда был освобождён Артёмовск (Бахмут).

Поговорим теперь, как с такими вводными побеждать в конфликте в целом.

С одной стороны, фронт в Авдеевке прорван не был. Пять, а то и шесть месяцев боев за районный центр, просачивание в городскую застройку пешком, атаки через пустые трубы теплотрассы, снабжение через водотоки под железной дорогой – это героизм бойцов и командиров, но это не стратегия, двигающая фронт и решающая исход конфликта.

Преимущества российской армии в авиации и бронетехнике пока не конвертируются в успех: даже слабая украинская ПВО вынуждает нашу авиацию держаться по нашу сторону фронта, а бронетехника, вынужденная на минных полях собираться в колонны, оказывается лёгкой мишенью для дронов и пусть немногочисленных, но высокоточных огневых средств. Да, для противника всё ещё хуже, шансов на прорыв меньше, но факт остаётся фактом: с осени 2022 г., когда сформировался нынешний сплошной фронт, мы не увидели ни одной успешной атаки оперативного значения, а исчисляемые единицами километров сдвиги фронта достигались в результате многомесячных изнуряющих боев, ведущихся фактически пешком.

 

Истощение фронта

С другой стороны, это не значит, что у нашего командования вовсе нет стратегии победы. При отсутствии эффективных инструментов прорыва обороны важно не движение фронта и не взятие тех или иных рубежей – важен урон, наносимый противнику, важно, чтобы противник слабел быстрее, чем ты.

Авдеевка стала системным воплощением этой стратегии, принятой сейчас по всему фронту. С осени ВС РФ начали давить во множестве мест, причём в масштабах фронта действует тот же подход, что и в Авдеевке: растянуть, перенапрячь резервы противника и, пока он затыкает дыру на одном участке, добиться успеха на другом.

От месяца к месяцу это происходит всё чаще, а сами прорывы глубже и масштабнее: в декабре – в Марьинке, в январе – к северо-востоку от Соледара (деревня Весёлое) и на купянско-сватовском направлении (деревня Крахмальное), в феврале – восточная часть посёлок Белогоровка, последнем пока не освобождённом населённом пункте Луганской области, – и всё это – на фоне пусть и медленного, но регулярного продвижения в той же Авдеевке, а также на флангах Артёмовска в сторону Часова Яра, откуда нам после взятия города пришлось частично отступить.

Белогоровка – хороший пример, как это происходит на земле: по свидетельству украинского источника, длительные обстрелы привели к тому, что на украинских позициях в промзоне в строю оставалось от трети до половины бойцов, а круглосуточный контроль коммуникаций дронами затруднял ротацию и подвоз боекомплекта. В конце концов, прямо на позицию ВСУ зашла русская штурмовая группа, и в ходе боя в живых остался только один украинский солдат. Он попытался вызвать на себя огонь артиллерии (гаубиц М777), но огневой поддержки не было, так как не было снарядов. В итоге в Белогоровке при значительном соотношении потерь в пользу атакующих продвижение за день составило до 1,5 километра по фронту в 3 километра: это много по меркам позиционных боевых действий.

Вообще уже не первый месяц украинские и западные источники в один голос говорят: обстановка тяжёлая, оборону держать всё труднее. Усугубляется снарядный голод (огневое превосходство России, по разным сообщениям, составляет от 3 до 10 раз), не хватает людей (во многих частях некомплект доходит до 65–70 процентов), давно сошло на нет преимущество ВСУ в малых FPV-дронах. Слабо утешают отдельные успехи, в частности январский разгром российской ударной колонны на Марьинском направлении.

Падает выучка и мотивация личного состава ВСУ. Настоящим бичом стали отказники, или так называемые «сзч-шники» (сокращение от украинского перевода термина «самовольное оставление части»). Не дезертируя с позиций, они просто отказываются воевать, предпочитая вместо этого пойти под суд. По словам украинских военных, из-за общего тяжёлого морального состояния один-два таких отказника могут в считаные дни или даже часы разложить всё подразделение.

 

Истощение тыла

Не лучше обстановка и в тылу. Об обострившемся после провала контрнаступа конфликте Зеленского и Залужного не писал только ленивый, и вот, в начале февраля он наконец разрешился отставкой главкома, а вслед за ним – фактически всего руководства ВСУ. Кое-кто даже сравнивает это с чистками в Красной Армии в 1937–1938 гг., и неспроста: меняют генералов не по принципу профпригодности, а как людей Залужного.

Возможно, выдающиеся полководческие качества Залужного – это миф, в войсках его всё равно любят, считают отцом солдатам. Крайне популярен Залужный и в украинском обществе: каким-то образом на его рейтинг не повлияли ни прошлогодние неудачи, ни история с мобилизацией, о которой ниже. Отставка Залужного весьма мрачно сказалась на настроениях в армии, а на его сменщика Сырского, за жестокий стиль руководства прозванного «генералом 200», рискует свалиться весь грядущий негатив, усугубленный традиционной украинской эмоциональностью, даже если он со всеми новыми людьми сможет не допустить вызванных такими обширными перестановками сбоев в работе армейской бюрократической вертикали.

Теперь о мобилизации. По самым минимальным подсчётам, безвозвратные потери ВСУ превысили 350 тысяч человек, сюда входят погибшие, не вернувшиеся в строй тяжело раненные и пропавшие без вести. Это – лучшие бойцы: кадровая армия, прошедшие АТО ветераны и мотивированные добровольцы. Даже если условно принять, что потери ВСУ и ВС РФ равны (а это не так из-за нашего превосходства в огневых средствах), при таких потерях уже в полный рост сказывается разница в мобилизационном потенциале, который у России впятеро выше.

Итог: в России в военкоматы не спадает поток контрактников, кое-где очереди на медкомиссии длятся по нескольку месяцев, а на Украине добровольцы иссякли ещё прошлым летом: по официальным украинским данным, на каждые пять потерянных на фронте приходит всего один новобранец, множество мужчин призывного возраста скрывается за границей.

Для восполнения потерь после контрнаступа украинские военкомы перешли к весьма позорной практике отлова, и многочисленные сцены, как люди в форме похищают мужчин на улицах, проводят облавы в спортивных залах, метро и ресторанах, поначалу шокировали, а затем стали частью мрачного украинского пейзажа.

Максимальную цифру мобилизованных на Украине в 2023 г. называют равной 100 тысячам человек (при плане в 200 тысяч), и это немного на фоне полумиллиона, объявленного к набору в этом году. Под такое дело осенью на Украине затеяли реформу мобилизационной системы, реализация которой, впрочем, оказалась под угрозой. Дело не только в шоке украинского общества (граждане Украины вдруг стали понимать, что воевать пойдут все), дело в отсутствии средств на набор. По словам президента Зеленского, на это нужно 500 млрд гривен или 13,5 млрд долларов: эти цифры включают довольствие, оснащение и снабжение. Таких цифр в бюджете Украины не заложено, и здесь мы подходим к следующей проблеме: финансовому истощению.

Первые два год дефицит бюджета Украины покрывался за счёт внешних вливаний, что при практически полном коллапсе гражданской экономики сохраняло видимость финансовой стабильности. Однако в 2024 г. заявленный в 42 млрд долларов дефицит покрывается с большим трудом: из выделенных с боем на четыре года 50 млрд евро почти 18 (больше трети) намечено потратить в этом году, от МВФ и из других источников денег идёт сравнительно немного и под определённые условия, и даже если Конгресс США утвердит наконец запрошенное Белым домом финансирование на 61 млрд, в украинском бюджете всё равно нет денег на мобилизацию. Единственный выход – включать печатный станок, чтобы за счёт упавшего курса попытаться свести концы с концами.

Ещё одна проблема – политическая устойчивость. В условиях почти монопольного контроля над СМИ номинальный рейтинг у президента Зеленского превышает 60 процентов (выше только у отставного главкома Залужного), однако времена его абсолютной политической монополии прошли. Осенью оживился украинский политикум, оказалось снято негласное табу на критику президента, которая обострилась на фоне отставки Залужного и эпопеи с мобилизацией. В мае истекает срок полномочий Зеленского, формально он становится нелегитимным. Если обстановка на фронте и в тылу продолжит ухудшаться нынешними темпами, это может привести к полноценному политическому кризису. Воспользуется ли моментом Залужный и берущий его под крыло экс-президент Порошенко, мы узнаем.

Следующая проблема – военное снабжение. Не стоит переоценивать нынешние медийные истерики: пока на Капитолийском холме демократы и республиканцы ломают копья, в исполняющий роль тыловой базы польский Жешув продолжают регулярно прибывать натовские военные самолёты. Объёмы военных поставок на Украину ограничены не столько отсутствием денег, сколько истощением западных арсеналов, а по определённой номенклатуре – политическими решениями. Гипотетическое отсутствие денег от Конгресса начнёт сказываться самое раннее через несколько месяцев.

Взаймы у будущего

Итак, что будет представлять собой наш противник в этом году?

Во-первых, от нового закона о мобилизации желающих воевать на Украине не прибавится: скорее больше станет проблем у властей в тылу. Следовательно, численный перевес у армии России как минимум сохранится, а то и вырастет. О качестве набранного силой личного состава всё уже сказано выше.

Во-вторых, в силу объективных причин у ВСУ сохранятся проблемы с артиллерией: прошлогоднего нашего уровня по выпуску снарядов Запад совокупно достигнет самое ранее к 2025 году, а то и позже, и в первую очередь боеприпасы пойдут на пополнение собственных опустевших арсеналов. То же касается и бронетехники: советские запасы иссякают, а выпуск новых бронемашин на Западе кратно отстаёт от российского.

В-третьих, Украина всё больше будет применять FPV-дроны. Их выделение в отдельный род войск представляется спорным решением, однако говорит о приоритетах. Смогут ли ВСУ вернуть себе в этой области хотя бы паритет с нами? Не факт – Россия тоже не стоит на месте. Однозначно будут развиваться дальние украинские беспилотники, воздушные и морские: не влияя никак на фронт, они тем не менее наносят нам неприятные удары в тылу. Ради медийной картинки следует ждать расширения этой практики.

В-четвёртых, Запад и дальше будет снабжать Украину ракетами. Они показали сравнительно высокую эффективность, так что будет больше натовских ракет, шире их номенклатура, больше ударов и целей. Больше станет и средств ПВО, вполне вероятно, включая авиационные (на F-16).

Запад как спонсор Украины определился со стратегией на ближайший год: оставаясь в обороне, попытаться измотать русские силы.

Украина будет слабеть, но при этом всё более изобретательно и агрессивно огрызаться в надежде, что это вынудит Кремль пойти на перемирие и заморозку конфликта. Не имея возможности атаковать на фронте, противник будет искать способы как можно больнее ударить по тылу, подловить наши самолёты, может быть, в третий раз дотянуться до Крымского моста или до какого-нибудь другого знакового объекта.

Для этого Украина создаёт масштабную линию обороны («линию Суровикина» по-украински, как её называют). Военная необходимость диктует ВСУ отойти на этот рубеж, отступить на ряде участков фронта с целью занятия долговременной обороны. Впрочем, такой манёвр не гарантирован: во-первых, для Киева любое отступление сложно осуществить политически, а во-вторых, по слухам, сами оборонительные сооружения строятся через пень-колоду, так что отходить пока особенно некуда.

Но это частности.

Можно усилить мобилизацию и наполнить окопы подневольными мужиками – но через год уже и таких не останется. Можно потратить львиную долю из выданных на четыре года заёмных средств – но через год в казне будут скрести мыши. Можно закрутить гайки, затянуть пояса, выдоить остающиеся ресурсы и продержаться ещё – но это лишь оттянет неизбежный коллапс, и никто не знает, что случится раньше: посыпется ли фронт, рухнет ли экономика, пойдут ли бунты в тылу.

Может ли Украина проиграть уже в этом году? Вполне. Если США так и не дадут денег, если провалится мобилизация, если разразится масштабный политический кризис. Пользуясь инженерной терминологией, мы не имеем возможности построить диаграмму деформации украинского материала и не можем точно предсказать, в какой момент наше давление на Украину станет разрушающим: у нас недостаточно для этого данных, а те, что есть, постоянно меняются.

***

Как и в прошлом году, Кремль ставит перед армией задачу сорвать планы противника минимальными усилиями. Собравшись с силами, Киев стремится выстоять в надежде, что Москва пойдёт на перемирие. Однако через год Украина будет ещё слабее, чем сейчас, и перед Западом встанет вопрос: смотреть, как Киев проигрывает, или вступать в боевые действия самим.

На этот случай и нужны минимальные усилия: вышедшая к 2025 г. на пик формы русская армия должна быть готова отразить потенциальную интервенцию НАТО на Украине или открытие второго фронте где-нибудь ещё, например в Калининградской области. Судя по словам Путина в нашумевшем интервью Такеру Карлсону, в Москве всерьёз рассматривают такой сценарий. А значит, и готовятся к нему.

Источник Source