Китайские представления о будущем устройстве мира выражаются выдвинутой Си Цзиньпином концепцией «сообщества судьбы человечества»[1].

Чтобы понять главный смысл концепции, процитируем серьёзного китайского эксперта: «В 2015 г. <…> Си Цзиньпин всесторонне изложил основное содержание того, как создавать сообщество судьбы человечества: построение равноправных, основанных на взаимных консультациях и взаимных уступках партнёрских отношений; создание справедливой структуры безопасности, которая совместно строится и совместно используется; стремление к перспективе развития, которая предполагает открытость внешнему миру и инновациям, инклюзивность и взаимную выгоду; содействие таким культурным обменам, при которых соблюдается гармония при сохранении различий, универсальное принятие и совместное взращивание (культурных ценностей); выстраивание такой экологической системы, при которой природа пользуется высшим почтением и осуществляется зелёное развитие. <…>

В декабре 2017 г. <…> председатель Си Цзиньпин произнёс установочную речь, в которой указывалось, что сообщество судьбы человечества по названию и по смыслу сводится к тому, что грядущие судьбы всех наций и народов теснейшим образом взаимосвязаны, должны переносить бури и ливни, сидя в одной лодке, делить славу и неудачи, усердно превращать эту планету, на которой мы родились и выросли, в гостеприимную большую семью, обращать в реальность надежды народов всех стран на прекрасную жизнь»[2].

Из достаточно высокопарных формулировок можно понять, что данная концепция стала для Си Цзиньпина приоритетной новацией в сфере международной политики. На фоне остальных внешнеполитических теорий, имеющих хождение в современном мире, эта, несомненно, является самой необычной, амбициозной и далекоидущей. Китайский лидер предлагает человечеству подняться над военно-стратегическими, экономическими, ресурсными, культурно-цивилизационными, расовыми и иными противоречиями, которые всецело занимали мысли людского рода в течение всей истории, чтобы вместе приступить к решению глобальных проблем, с которыми просто невозможно справиться поодиночке. Беспрецедентно и то, что в данной концепции Си Цзиньпин отказывается от попыток доказать превосходство (или установить доминирование) собственной цивилизации, социально-политического строя, военной мощи и экономической системы, предлагая всем остальным народам занять такую же позицию.

Параметры сообщества

Разъясняя ключевое положение, авторитетный китайский комментатор цитирует Си Цзиньпина: «Продвижение построения сообщества судьбы человечества состоит не в том, чтобы одна социальная система сменила другую, чтобы одна цивилизация сменила другую, а в том, чтобы государства с различными социальными системами, идеологиями, историями и культурами и с различными уровнями развития совместно порождали интересы в международных отношениях, совместно пользовались правами и совместно несли ответственность…»[3].

Эта теория мироустройства непроста для восприятия, поскольку слишком отличается от привычных, веками отработанных схем. Совершенно нетипично и то, что её воплощение в жизнь по умолчанию предполагает (по крайней мере, на уровне высокой теории) применение исключительно «мягкой силы», сознательный отказ от вооружённого насилия. Обосновывая право Китая на проведение такой линии в международной политике, министр иностранных дел КНР утверждает: «Среди всех великих держав Китай является страной с самой лучшей исторической репутацией. Мы никогда не совершали агрессии в отношении других государств, никогда не вели прокси-войн, никогда не стремились к (установлению. – Прим. авт.) сфер влияния, никогда не участвовали в блоковом противостоянии»[4].

Многие, скорее всего, не согласятся с подобной самооценкой[5]. Однако китайские лидеры исходят именно из таких суждений. Рассматриваемая теория перестаёт выглядеть всецело оторванной от реалий жестокого мира, если мы более пристально присмотримся к тому, как видят в Китае её воплощение в жизнь.

Недолго продержавшийся на посту министр иностранных дел КНР Цинь Ган указывал, что в процессе построения «сообщества судьбы человечества» предстоит решить следующие наиболее острые глобальные экономические и политические проблемы: «Восстановление (глобальной. – Прим. авт.) экономики происходит с трудом, пропасть развития (между бедными и богатыми. – Прим. авт.) всё более расширяется, “горячие” проблемы то исчезают, то возникают вновь, беспрерывно нарастают региональные конфликты, происходит серьёзное попятное движение в глобальном развитии. <…> Ещё большую обеспокоенность у людей вызывает то, что некоторые государства во имя сохранения гегемонии и своекорыстных интересов провоцируют идеологически мотивированные противоречия и конфронтацию, создают “разрыв (между национальными экономиками. – Прим. авт.) и разрывы (производственных цепочек. – Прим. авт.)”, сооружают “высокие стены для маленьких двориков”[6], вплоть до того, что желают возродить холодную войну, расколоть мир»[7].

Здесь министр выступает как представитель страны, вытащившей сотни миллионов граждан из нищеты, обеспечившей их едой, электричеством и жильём, способной внести решающий вклад в решение названных выше проблем в глобальном масштабе. Чтобы сделать это, необходимо не допустить «раскола мира», мешающего свободному экономическому взаимодействию[8]. Такой подход несколько напоминает американскую доктрину «открытых дверей», которая проводилась в отношении китайского рынка, когда Америка уверенно двигалась к мировому экономическому лидерству.

Далее, очевидно, применима следующая логика: необходимым условием устойчивого и долгосрочного экономического развития Китая являются масштабы и темпы его взаимодействия с внешним миром. В свою очередь, для этого необходимо сохранение благополучного и здорового состояния мировой, а также китайской экономики. Настоятельная необходимость в самом широком международном сотрудничестве при решении глобальных проблем освещается в огромном количестве книг и статей, публикуемых в КНР.

Пекину жизненно необходимы самые широкие и конструктивные связи и с индустриально развитыми государствами, которые являются источниками технологий и самыми ёмкими рынками, и с развивающимися странами, представляющими собой источники самых разнообразных видов сырья, растущие рынки, а также важнейшие ресурсы рабочей силы.

Самое авторитетное описание того, как мир должен выглядеть после того, как будет создано «сообщество судьбы человечества», содержится в докладе Си Цзиньпина ХХ съезду КПК: «В построении сообщества судьбы человечества мы видим будущее народов всех стран мира. Как говорится, “все вещи развиваются вместе и не препятствуют друг другу, все принципы осуществляются вместе и не вступают в противоречие друг с другом”. Лишь при таких условиях, когда все страны будут следовать общим для всего мира принципам, жить в мире и согласии, а также стремиться к сотрудничеству и всеобщему выигрышу, мы сможем сохранить длительное процветание и сохранить безопасность в мире. Китай готов вместе с международным сообществом прилагать усилия для реализации предложенных им инициатив по глобальному развитию и глобальной безопасности. Китай будет неуклонно придерживаться принципа диалога и консультаций, способствовать сохранению долгосрочного мира на планете; придерживаться принципа совместного строительства и совместного пользования, стремиться к обеспечению всеобщей безопасности в мире; придерживаться принципа сотрудничества и всеобщего выигрыша, способствовать совместному процветанию всех стран мира; придерживаться принципа обменов и взаимного заимствования, стимулировать создание открытого и инклюзивного мира; придерживаться принципа зелёного и низкоуглеродного развития, содействовать созданию чистого и прекрасного мира»[9].

В этом определении самое сильное впечатление, пожалуй, производит последовательно проводимая концепция инклюзивности, упор на то, что в мире просто не могут существовать имманентно враждебные друг другу государства и цивилизации, каждая цивилизация обладает сильными сторонами, которые должны перениматься другими. Успешность и влияние той или иной цивилизации, того или иного государства должны определяться силой и глубиной позитивного влияния, которое они своим примером оказывают на партнёров.

Отказ от лидерства ради признания лидерства

Всё это напоминает представления о мироустройстве, которые были приняты в императорском Китае. Согласно им, верховный правитель, являвшийся посредником между Небом и людьми, оказывал благотворное влияние и на подданных китайских империй и на «варваров» посредством исходившей от него благой силы «дэ», побуждал их добровольно повиноваться цивилизующему влиянию, исходившему от «Сына Неба»[10]. Впрочем, в современной китайской концепции мироустройства отсутствует деление на цивилизованных людей и варваров, а также существует не один, а множество источников «благого влияния».

В целом в Китае в период правления Дэн Сяопина, Цзян Цзэминя и Ху Цзиньтао происходила постепенная деидеологизация внутренней политики и опережающая деидеологизация политики внешней. Си Цзиньпин обратил вспять тенденцию к деидеологизации внутренней политики и одновременно довёл до логического завершения процесс полного изгнания идеологии из внешнеполитической сферы.

Уже в течение продолжительного времени в Китае говорят о перенесении акцента развития на внутренний спрос, приоритетности «внутренней экономической циркуляции». Практика, однако же, доказала, что ни по части передовых технологий, ни с точки зрения рынков сбыта и обеспечения энергоносителями и сырьём Китай не сможет обойтись без внешнего мира. А если исходить из современных тенденций, уже можно говорить о ключевом значении закупок зарубежного продовольствия, в перспективе же – о настоятельной необходимости привлечения иностранной рабочей силы.

Поскольку при Си Цзиньпине конвергенция внутриполитических устройств как база для взаимодействия со странами Запада исчезла, Пекин создал новую основу – совершенно неидеологизированную и невраждебную концепцию «построения сообщества судьбы человечества». В нынешних китайских реалиях базис у этой концепции более чем серьёзный.

Примечательно, однако, что концепция парадоксальным образом предполагает обеспечить признание китайского лидерства другими государствами за счёт отказа КНР от претензий на подобное лидерство.

Искушённые читатели, конечно, укажут на то, что риторика о «сообществе судьбы человечества» является лишь циничным пропагандистским прикрытием прагматичной и аморальной внутренней и внешней политики КНР. В самом деле, концепция «судьбы человечества» предполагает прекращение зарубежной критики китайской линии в отношении национальных меньшинств, ограничений свободы интернета и прав человека, таких направлений внешнего сотрудничества, которые некоторые зарубежные аналитики определяют как «новый колониализм», также имеется в виду снятие барьеров для приобретения КНР передовых зарубежных технологий и беспрепятственного проникновения китайских товаров на внешние рынки.

Все эти упрёки имеют основания. Вместе с тем нужно в полной мере отдавать себе отчёт, что появление на свет именно такой китайской концепции мироустройства не было однозначно исторически детерминировано. Сейчас мы вполне могли бы иметь дело, например, с китайской политикой, ориентированной на мобилизацию Глобального Юга для противостояния Глобальному Северу или с чем-то ещё более опасным. Ресурсы и поводы для проведения таких стратегий у Китая имеются. Так что, признавая практическую, прагматическую подоплёку идей «сообщества судьбы человечества», стоит по достоинству ценить имеющийся в этой концепции позитивный потенциал.

В любом случае, для целей нашего исследования существенно то, что в настоящее время китайская сторона определяет своё отношение к политике того или иного государства в зависимости от того, благоприятствует ли она «построению сообщества судьбы человечества» или препятствует ей.

Россия в контексте «судьбы человечества»

В совместном документе, принятом на высшем уровне, говорится: «Российская Сторона отмечает позитивное значение концепции Китайской Стороны о построении “сообщества единой судьбы человечества” для укрепления солидарности мирового сообщества и объединения усилий в реагировании на общие вызовы. Китайская Сторона отмечает позитивное значение усилий Российской Стороны по формированию справедливой многополярной системы международных отношений»[11].

В концепции «судьбы человечества» Пекин отводит особые места главным действующим лицам на международной арене. Соединённые Штаты – потенциально важнейший партнёр КНР в реализации этой стратегии, однако сейчас они оказались в плену «ошибочных взглядов» и противодействуют по целому ряду важнейших направлений. Необходимо способствовать исправлению этих взглядов. Европа, невзирая на целый ряд достаточно серьёзных разногласий с Пекином, уже стала де-факто его важнейшим партнёром в воплощении в жизнь идеи «сообщества судьбы человечества», и следует содействовать скорейшему преодолению имеющихся разногласий – в том числе путём обретения Евросоюзом «стратегической автономии» от Вашингтона.

Не вызывает удивления, что Россия, будучи основным стратегическим партнёром Китая, позитивно относится к этой концепции. Однако Пекин признаёт: такая концепция не является для России определяющей, и Москва имеет иные внешнеполитические приоритеты. Как нам кажется, здесь есть заслуживающая внимания подоплёка.

С точки зрения китайского руководства, имеется два уровня, две стадии эволюции международных отношений (в безмерно сложной и изменчивой системе эти две стадии совсем не обязательно должны следовать одна за другой, они могут существовать параллельно или накладываться друг на друга) – становление многополярной системы и, на этом фундаменте, утверждение «сообщества судьбы человечества». Внутри последней концепции международные отношения должны строиться на принципах «подлинной многосторонности», в соответствии с которыми различные страны в неконфронтационном стиле согласовывают подходы к решению самых сложных мировых проблем на основе равенства, взаимной выгоды и обоюдного выигрыша.

Поскольку китайские руководители считают Россию основным международным партнёром в политической сфере, они неоднократно подчёркивали на самом высоком уровне, что отношения строятся на базе «истинной многосторонности»[12]. Такой подход не встретил отклика с российской стороны. В тех случаях, когда министр иностранных дел Сергей Лавров и президент Владимир Путин затрагивали вопросы международной обстановки и принципы её функционирования, они никогда не упоминали о «многосторонности», говоря только о «многополярности».

Принимая во внимание практически полную невосприимчивость Москвы к такой принципиально важной для КНР концепции, как «сообщество судьбы человечества», и вытекающей из неё «истинной многосторонности», китайская сторона откорректировала терминологию, употребляемую при переговорах с российскими представителями либо при описании китайско-российских отношений. Ближе к концу 2022 г. министр иностранных дел КНР Ван И стал в этих случаях говорить либо о сочетании «истинной многосторонности и многополярности»[13], либо только о «многополярности»[14].

В начале марта 2023 г. во время переговоров с Путиным в Мос­кве Си Цзиньпин говорил только о многополярности (хотя ранее он предпочитал делать акцент на «подлинной многосторонности»). Заявление относительно этой «подлинной многосторонности» сделано китайским руководителем самостоятельно при общении с прессой.

Таким образом, есть основания полагать, что российская сторона сдержанно относится к продвигаемой китайскими партнёрами стратегии построения «сообщества единой судьбы человечества» и «подлинной многосторонности», которая должна представлять собой главный метод функционирования вышеуказанного «сообщества». При попытке выяснить причины расхождений выявляется весьма любопытная картина.

Говоря о концепции «многополярности», и Россия, и Китай имеют в виду в качестве конечной цели демонтаж возглавляемой США глобальной системы альянсов. Общность целей позволяет Москве и Пекину осознанно включать в совместные документы формулировки, где содержатся упоминания о «многополярности». Вместе с тем следует понимать, что у двух стран разные подходы к тому, какими методами должна достигаться многополярность.

Как отмечалось выше, Пекин, говоря о построении «сообщества единой судьбы» и «многополярной мировой архитектоники», имеет в виду, что всё это не предполагает замены одной системы другой, замены США Китаем в качестве мирового лидера или применения каких-либо насильственных методов[15]. Российский подход существенно отличается. Это понимание роли «многополярности» в современном мире ярко выражено в выступлении Владимира Путина, посвящённом присоединению к России новых регионов: «Формируются новые центры развития. Они представляют большинство – большинство! – мирового сообщества и готовы не только заявлять о своих интересах, но и защищать их, и в многополярности видят возможность укрепить свой суверенитет, а значит, обрести истинную свободу, историческую перспективу, своё право на самостоятельное, творческое, самобытное развитие, на гармоничный процесс…»[16].

Президент России рассматривает специальную военную операцию как составную часть движения против однополярности международных отношений. Кроме того, в российской аргументации присутствует ряд иных соображений, которые никогда не используются китайской стороной:

• извечная враждебность коллективного Запада в отношении России и развивающегося мира;
• расизм и колониализм как перманентные основы глобальной стратегии Запада;
• стремление коллективного Запада навязать всему миру нетрадиционные сексуальные отношения, вынудить отказаться от традиционных ценностей;
• попытки стереть с лица Земли самобытные культуру, искусство и философию России и развивающихся государств;
• особо негативная роль англосаксов в формировании и осуществлении такой политики[17].

Если попробовать посмотреть на эти соображения глазами китайцев, людей прагматичных и лишённых сантиментов, то для всех перечисленных суждений китайская сторона может найти примерно следующие вполне рациональные объяснения.

Первое. В отличие от Китая, Россия должна развивать и использовать идеи борьбы с «однополярностью» в условиях ведения крупномасштабных боевых действий. В силу этого одной из главных целей применения данной концепции является мобилизация населения внутри страны, а также максимально широкого круга сторонников за рубежом.

Второе. В России, в отличие от Китая, отсутствует развитая доминирующая идеология. По этой причине на фоне борьбы за утверждение «многополярности» российская сторона вынуждена максимально задействовать в пропаганде коктейль из этнического, гендерного и культурного факторов, без труда воспринимаемый «широкими народными массами».

Третье. У Китая и России совершенно различная зарубежная аудитория. В рамках концепции «сообщества судьбы человечества» Китай апеллирует к силам, которые заинтересованы в сохранении статус-кво, находятся у власти в политике, экономике и в других сферах. Россия, напротив, обращается к сторонникам традиционных ценностей и ликвидации остаточного влияния неоколониализма, которые в основном пребывают в оппозиции. Влияние таких сил не стоит переоценивать, но не стоит и игнорировать.

Четвёртое. Ещё до начала СВО наиболее серьёзные китайские эксперты указывали, что в долгосрочном плане одним из наиболее серьёзных дестабилизирующих факторов в двусторонних связях с Москвой будет растущее экономическое, технологическое (а с ним – и военное) превосходство Китая. Осознание этого отставания способно породить у всё возрастающей части думающего российского населения чувства неполноценности, небезопасности, а следом за ними – и враждебности в отношении КНР. Возросшая во время СВО враждебность в отношении Запада позволяет на какое-то время смягчить такие настроения, однако после завершения конфликта они неизбежно получат новое развитие. Прежде всего в силу осознания, что Китай, поддерживавший хорошие отношения и с Россией, и с Западом, получил благодаря противостоянию максимальную выгоду, а РФ оказалась ослабленной, что создаёт условия для отставания от Китая и других стран. Это – чрезвычайно важный и «долгоиграющий» фактор, которым ни в коем случае не стоит пренебрегать[18].

Пятое. В Китае не питают иллюзий в отношении российского мировоззрения и понимают, что, когда в Москве толкуют о «многополярности», видят себя как самостоятельный центр силы. По крайней мере на уровне субъективных желаний российские лидеры совершенно не хотят оказаться в роли китайских сателлитов в мире, где воцарится «новая биполярность».

Шестое. Китайцы давно пытаются разобраться в особенностях национального характера русского народа. Одна из теорий заключается в том, что русские – исконно «бойцовская нация»[19]. Некоторые китайские наблюдатели склонны объяснять и причины начала СВО, и воинственную интерпретацию борьбы за утверждение многополярности именно подобными особенностями русского характера. В рамках собственного национального характера китайцы зачастую не способны отыскать понятные им рациональные обоснования для принимаемых в Москве решений. Это привносит непредсказуемость в отношении даже самых серьёзных политических изменений, возникающих в России. Решение о начале СВО, согласно признаниям китайских официальных лиц, стало для них неожиданностью.

Таким образом, в Пекине, скорее всего, осознают, что, невзирая на исключительную важность, которую российское руководство придаёт развитию отношений с КНР, для Москвы неприменимы и не особенно приемлемы китайские концепции «сообщества судьбы человечества» и «подлинной многосторонности».

Вместе с тем нельзя не видеть некоторых существенных сдвигов на концептуальном уровне. В своём выступлении на заседании дискуссионного клуба «Валдай» Владимир Путин вновь весьма жёстко и критически высказался о политике США и «коллективного Запада» в отношении «украинского кризиса». В ходе этого выступления российский президент впервые сформулировал шесть принципов международного общения, которые направлены на регламентацию взаимодействия между различными полюсами (центрами) силы и ни в коем случае не имеют конфронтационного характера. Здесь хотелось бы привлечь внимание, например, к третьему из этих принципов: «Мы за максимальную представительность. Никто не имеет права, да и не может управлять миром за других и от имени других. Мир будущего – это мир коллективных решений, принимаемых на тех уровнях, на которых они наиболее эффективны, и тем составом участников, кто действительно способен внести вклад в урегулирование конкретной проблемы. Не один решает за всех, и не все даже решают обо всём, а те, кого непосредственно касается тот или иной вопрос, договариваются о том, что и как делать»[20]. Такие формулировки, несомненно, являются новым словом в российской внешнеполитической концепции последнего времени и в заметной степени сближают её с китайской концепцией «многосторонности».

В рамках осуществления практического внешнеполитического курса, российская политика периода СВО, скорее всего, играет для Китая неоднозначную роль. Вооружённый конфликт на Украине, безусловно, отодвигает на задний план фундаментальные китайско-американские и китайско-западные противоречия, повышает роль Китая как влиятельного миротворца и медиатора в глазах США и ЕС, а также государств развивающегося мира.

Вместе с тем, с точки зрения Пекина, вооружённое противостояние на Украине чревато рядом последствий, совершенно неблагоприятных для КНР. Среди таковых прежде всего нужно назвать консолидацию стратегических курсов Соединённых Штатов и Евросоюза, а также обретение «второго дыхания» НАТО, возросшую решимость Вашингтона и европейских стран наращивать военные научные разработки, оборонное производство и вооружённые силы. Из этого вытекает расширение ограничений на передачу КНР передовых технологий, а также шаги по «отсоединению» ряда отраслей промышленного производства от кооперации с Китаем.

В целом, с точки зрения высшего китайского руководства, украинский кризис самым серьёзным образом подрывает «постпандемийное восстановление глобальной экономики» и наносит серьёзнейший удар по китайской экономике, которая переживает чрезвычайно трудные времена. В целом, по мнению китайцев, выгоды от экономических связей с Россией явно уступают ущербу, который наносит всемирному экономическому восстановлению конфликт на Украине.

Ещё один предмет озабоченности Китая – активизация попыток США укрепить военно-политическое присутствие в Азии, что на фоне украинского кризиса встречает заинтересованное отношение некоторых соседей КНР. Один из элементов такой политики – наращивание американской военной поддержки Тайваня. Пекин также не радует активизация соперничества России и Запада в Азии, Африке и Латинской Америке, что ограничивает свободу действий Китая в этих чрезвычайно важных для него регионах.

Суммируя всё это, можно констатировать, что в своей деятельности по составлению стратегических планов мироустройства Китай там, где это не противоречат его устремлениям, старается учитывать интересы и позиции России. Но отнюдь не все российские интересы и концепции совпадают с китайскими.

Взгляд на Украину

В заключение вкратце о том, как видят в Китае роль Украины в контексте реализации мирного плана КНР. Самое важное – это то, что в Пекине считают Украину суверенным дружественным государством, имеющим с КНР партнёрские отношения.

Соответственно, китайская сторона никогда не применяет в отношении украинских властей хорошо известные определения, употребляемые Москвой (нацистский режим, марионетки Запада и т.п.), и на официальном уровне относится к украинскому правительству подчёркнуто корректно. Именно поэтому, когда в первые дни после начала СВО китайцы стремились доказать мировому общественному мнению правомерность действий России, они говорили исключительно о том, что Россия вынуждена была принять тяжёлые решения в результате пятикратного расширения НАТО на Восток. Факторы, прямо или косвенно связанные с внутренней ситуацией на Украине или политикой украинских властей, упоминались через запятую, но никогда не детализировались.

Китай активно сотрудничал с властями Украины при эвакуации китайских студентов и граждан КНР, выражал благодарность Киеву за содействие. Опыт, полученный в ходе этой эвакуации, был использован китайцами при формулировании гуманитарной части их мирного плана. Вместе с тем объяснимо и то обстоятельство, что, поскольку Украина является стороной конфликта, осуществляющей самое тесное взаимодействие с Соединёнными Штатами и НАТО, Пекин поддерживает с Киевом существенно менее плотные и доверительные отношения, чем с Москвой.

Китайская сторона никогда не воспроизводила в своих официальных заявлениях украинские условия для начала мирных переговоров – вывод всех российских войск за границы 1991 г., наказание военных преступников и выплата репараций. Российская сторона, как известно, эти условия категорически отвергает[21].

На момент публикации данного материала позиции России и Украины относительно условий мирного урегулирования конфликта остаются антагонистическими. Вместе с тем обе стороны с уважением относятся к последовательному курсу КНР на осуществление «челночной дипломатии». В этой связи стоит обратить внимание на следующий не особенно громкий, но достаточно существенный факт. 22 марта 2024 г. специальный представитель правительства КНР по проблемам Евразии Ли Хуэй провёл в МИД КНР брифинг по итогам своей поездки по ряду государств, в ходе которой он проводил обмен мнениями о возможных путях урегулирования «украинского кризиса». В мероприятии приняли участие дипломаты из посольств 78 стран, аккредитованных в Пекине. Самым примечательным было то, что впервые на брифинге такого рода одновременно присутствовали представители посольств России и Украины[22].

Данный материал основан на главе из книги автора «Китай и “специальная военная операция (СВО) России”: (февраль 2022 – март 2023 года)», которая готовится к изданию Институтом востоковедения РАН. 

Автор: Сергей Гончаров, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Отдела Китая Института востоковедения РАН.

Источник Source