По мнению американской писательницы Джанет Куперман, человечество живет в пластиковый век. Она объясняет, почему этот универсальный материал оказался серьезной проблемой.
Я была старомодной, а моя мама была модом (британская молодежная субкультура. — Прим. Naked Science). Когда мы с ней перебрались из дома бабушки с дедушкой в отдельную квартиру, она купила красно-желтые пластиковые столы, синего цвета стереосистему в космическом стиле на изогнутой белой подставке и по паре белых сапог гоу-гоу для каждой из нас. После долгих годов, проведенных в сумрачных комнатах с унылой коричневой мебелью, этот сверкающий пластик действовал на нас как овеществленный взрыв оптимизма. В нем ощущалась энергия жизни.
Был конец шестидесятых, и пластмасса еще воспринималась как чудо. Мы существовали в удивительном мире — с пластмассовыми игрушками, небьющимися тарелками, полиэфирами, искусственными кожей и замшей, искусственными текстурами «под дерево», а также стульями, отлитыми по форме ягодиц.
«В пластмассе можно воссоздать целый мир, и даже саму жизнь», — десятилетием ранее заявил французский философ Ролан Барт, восхищенный этим «преобразованием природы». Будучи в эйфории от пластика, он писал о том, что отныне «отменяется иерархия веществ — одно из них заменяет собой все остальные».
Революция началась с бильярдного шара. В 1868 году, когда слоновая кость была в большом дефиците (на планете оставалось слишком мало слонов), одна вконец отчаявшаяся компания из Новой Англии предложила вознаграждение 10 тысяч долларов за подходящую замену ценному материалу. Британцы незадолго до этого запатентовали целлулоид — твердый, гибкий, прозрачный материал, который тогда никому не был нужен (хотя позже он подарил миру Голливуд). Один молодой человек из Нью-Йорка приобрел на него патент и использовал для изготовления бильярдных шаров. Затем — не останавливаться же на достигнутом! — он выпустил немаркие целлулоидные воротнички, манжеты и манишки для неряшливых обжор Позолоченного века, целлулоидные зубные протезы для пожилых людей, целлулоидные игрушки для малышей, целлулоидные имитации роскошного черепашьего панциря, слоновой кости, кораллов, рога и перламутра для женских украшений.
То, что последовало за целлулоидом, казалось еще круче: в 1907 году был изобретен заменитель шеллака, бакелит, который затвердевал, как камень, сиял разными цветами и сохранял все изгибы ар-деко. В 1912 году появился целлофан; в 1927-м получили ацетат, в 1928-м — винил, оргстекло — в 1930-м, акрил — в 1936-м, мелмак — в 1937-м, стирол — в 1938-м, полиэстер и нейлон — в 1940-м. А в 1941 году Генри Форд представил автомобиль из пластмассы, сделанной на основе соевых бобов.
Форд радостно вмазал топором по пластиковому корпусу своего собственного автомобиля, демонстрируя его прочность. Пластмасса была материалом будущего. Мировая война помешала Форду осуществить его мечту, производство автомобилей остановилось, но она также положила начало интенсивным исследованиям выдающихся возможностей пластмассы. После Второй мировой войны вместо соевых бобов основой для пластика станет изобильное и доступное ископаемое топливо. Это казалось решением практически всех проблем, что должно было нас насторожить, хотя никогда не настораживает.
К семидесятым годам фрукты в вазе для фруктов были пластмассовыми; цветы в центре стола были пластмассовыми; образцы еды в витринах ресторанов были жуткими пластмассовыми поделками. Но пластик был не так хорош, каким хотел казаться. Пластиковые вилки ломались; пластиковые ткани пачкались и желтели; яркость пластика была слишком нарочитой. Сам по себе он еще имел ценность, но большинство изделий из него было подделкой, имитацией более утонченных материалов. Пластик сначала старался походить на них, а затем даже и не старался, просто подавал себя как единственно возможный вариант.
«Моя теория состоит в том, что люди утратили чувство красоты в 1976 году, когда пластик стал самым распространенным из существующих материалов», — пишет Салли Руни в романе Beautiful World, Where Are You. Пластик к тому же оказался, как добавляет один из персонажей романа, «самым уродливым веществом на земле, материалом, который с окрашиванием не приобретает цвет, а исторгает его, причем самым уродливым образом».
Изготовление пластмассы начинается с переработки природного газа или нефти для получения этана и пропана, которые затем надо нагреть и «расколоть» на мономеры (простые атомы или молекулы). Добавить катализатор, чтобы маленькие мономеры связались в порошкообразный полимерный «пух». Поместить пух в экструдер, где он расплавится, потом вытечет наружу и охладится, приняв форму длинных трубок. Теперь остается нарезать трубки на маленькие гранулы и отправить на фабрики по всему миру, чтобы их снова расплавляли и превращали во что угодно. Существует так много видов пластика и так много применений для них, что голова идет кругом.
Когда Гунтер фон Хагенс изобрел пластинацию, люди стали выстраиваться в очередь, чтобы отдать ему свои тела. Сразу после смерти трупы заполняли формальдегидом, снимали с них кожу, обезвоживали в ванне с ацетоном, растворяли жир, помещали в ванну с жидким силиконом, ацетон вытягивали вакуумом и в каждую клетку тела под давлением закачивали силикон. Образцы, демонстрируемые в выставках Body World, максимально близки к нетленным.
Однако сам фон Хагенс — нет. У него диагностирована болезнь Паркинсона, он близок к смерти. Хагенс распорядился, чтобы его тело тоже пластинировали, придав ему позу с поднятой рукой для приветствия посетителей.
Я охочусь за одеждой из дышащей ткани, но у нее пластмассовые пуговицы. Приобретаю стеклянные контейнеры для еды, но у них пластмассовые крышки. Чтобы хоть немного загладить свою вину, я покупаю моющуюся ватную палочку и дезодорант в бумажном футлярчике, который скребет кожу под мышкой что твой кирпич. Еще я ношу с собой соломинку из нержавейки, чтобы втыкать ее в стаканчик из Starbucks, покрытый, как оказывается, полиэтиленом, который практически невозможно переработать. Дома мы обедаем за деревянным кухонным столом; все пятна и вмятинки на нем замаскированы узором в форме подсолнуха, который я рисовала тем, что, как я теперь понимаю, является жидким пластиком.
Делайте все, что в ваших силах, но знайте: спасения от пластика нет. Говорят, даже королева Елизавета использует пластиковую продукцию Tupperware.
Иногда сквозь мою апатию прорывается ярость. В последний раз, когда кто-то предложил мне пластиковую бутылку с водой, мне захотелось выбить ее из рук и заорать: «Четыреста пятьдесят! Четыреста пятьдесят лет эта идиотская бутылка будет разлагаться на свалке!»
В ненастную ночь еду по шоссе за грузовиком. Под колесами то и дело похрустывают какие-то пластиковые предметы, выпадающие из кузова. Хрустят так противно, что я прибавляю скорость, невзирая на скользкую от дождя дорогу, решив догнать грузовик, показать, что он разбросал. И что дальше? Потребовать, чтобы водитель вернулся и подобрал каждый кусок или что? У меня нет выхода. Грузовик мчится вперед, продолжая захламлять проселочные дороги.
Схватившись грязными руками за свою светлую продуктовую сумку, я вздрагиваю, но тут же расслабляюсь, вспомнив, как дешево я ее купила. Никакая это не кожа, ее пластифицированную поверхность легко можно вытереть. Возвращаясь домой, я облачаюсь в спортивные брюки с подкладкой из шерпы (искусственного меха) и снова вздрагиваю, думая о частичках микропластика, которые при следующей стирке оторвутся от брюк, попадут в океан и забьют жабры какой-нибудь рыбине. Ни один уважающий себя шерпа не стал бы носить такие штаны.
Что происходит с психикой, когда вы понимаете, что ваши любимые вещи приносят кому-то вред? Спроси об этом у тех, кто страдал какой-нибудь зависимостью, говорю я себе. Потому что это она самая и есть.
О другой зависимости. Ежегодно в почве, в озерах и водных потоках оказывается около 4,5 триллиона окурков. Они выделяют ядовитые вещества, в том числе мышьяк. В течение десяти лет пластиковые фильтры сигарет рассыпаются на кусочки и распространяются по планете. Выпадают с дождями в Пиренеях и Скалистых горах.
Морские животные глотают окурки, покачивающиеся на сверкающих голубых волнах. Птицы используют их для отделки своих гнезд, птенцы разевают крошечные клювы и поглощают токсины. Окурки вредят и растениям — в одном исследовании было показано, что из-за них корни белого клевера, например, сокращаются почти на 60 процентов.
Перейти на вейпы? Увы, корпус электронной сигареты целиком пластиковый. Жевательные резинки? Когда-то канадские индейцы научили нас грызть подслащенную древесную смолу. А мы что сделали? Мы заменили ее синтетической смолой из бутилкаучука, парафина, петролейного эфира, полиэтилена, полиизобутилена и поливинилацетата. Вы плюете этим пережеванным шариком под придорожный куст, где он будет лежать в неизменном виде по крайней мере лет пять. Если, конечно, не попадет в кишечник какого-нибудь зверька, который тоже любит мяту и будет носить в себе неперевариваемый ошметок чужого удовольствия.
Некоторая часть из примерно восьми миллионов тонн пластмассы, ежегодно впадающей в океан, погружается на глубину. Микропластик тоже поглощается, прежде всего планктоном, который теряет способность впитывать углекислый газ и выделять кислород. Вместо того чтобы освежать воздух, океан, возвращающий нам тела утопленников, разбитые корабли и послания в бутылках, теперь выплевывает еще и наш пластик, превращая его в невесомую пыль, так что прибрежные бризы могут переносить его по воздуху. Но мы ничего этого не видим, замечая только пластик, который вращается в огромных круговоротах — Большом тихоокеанском мусорном пятне, Североатлантическом мусорном пятне, — или засоряет береговую линию.
Мы живем в Пластиковый век — период антропоцена, то есть эпохи, когда люди захватили себе всю власть и в короткое время разграбили всю планету. Но Пластиковый век — особая полоса, потому что 8,3 миллиарда тонн пластика, произведенного людьми, оставили отчетливый след в летописи окаменелостей. Рассмотрите нетронутые слои отложений начиная с 40-х годов, и вы увидите, что количество микропластика в этих слоях удваивается каждые 15 лет.
Какая страна производит больше всего пластикового мусора? США. Исследование 2020 года оценило этот объем в 130 килограммов на человека в год. За десять лет американец съедает более 2 килограммов пластика, за жизнь — около 20 килограммов. Мы пока не знаем всех возможных последствий этого.
Разрежьте мой живот, как разрезают тушки мертвых альбатросов, и в обоих случаях вы обнаружите пластик. Он смешивается с нашей солью, плавает в нашей воде, вымывается из чайных пакетиков-пирамидок (один такой пакетик может стать источником 11,6 миллиарда частичек микропластика). Вы кормите ребенка из бутылочки? Эта капризная малышка у вас на руках всасывает от 1,5 до 4 миллионов частиц микропластика в день. А есть еще и нанопластик, частицы настолько мелкие, что способны проникать из кишечника в наш кровоток.
Нам известно, что молекулы пластика имитируют некоторые гормоны, нарушая функционирование эндокринной системы. Микропластики могут раздражать легочную ткань, исследования связывают их с хроническими заболеваниями легких. В воде с примесью микропластика морские устрицы производят меньше яиц, а их сперматозоиды замедляют скорость движения.
Печальная статистика Всемирного экономического форума: 40% пластика попадает на свалку, 32% разбрасывается в виде мусора, 14% сжигается, 14% перерабатывается. Я пытаюсь хотя бы немного порадоваться этим 14%, но узнаю, что эффективно перерабатываются (то есть превращаются в полезные товары) только 2%.
Транснациональные корпорации (Unilever, Nestlé) раскапывают мусорные свалки и сжигают пластик, делая из него дешевое топливо. Они могут продавать это топливо, например, цементным заводам, которые в итоге используют меньше угля.
Пластик горит с адской скоростью и интенсивностью, ведь он состоит из нефтепродуктов. При этом в воздух выбрасываются вредные вещества, в том числе диоксины и фураны, которые могут вызывать рак, нарушать гормональный фон и подавлять иммунную систему. Так что требуется утилизировать и отходы мусоросжигательных заводов.
Другой путь — химическая переработка. Химикаты и тепло разрушают даже самый «трудный» пластик — лотки для еды, цветные бутылочки из-под шампуня, липкие банки из-под арахисового масла, которые домохозяйки не желают мыть. Однако для перевода этих полимеров в газообразную форму их нужно сильно нагревать, до тысячи градусов Цельсия, что требует большого количества энергии. Можно разрушать их такими токсичными веществами, как метанол и аммиак. В любом случае выделяются токсичные побочные продукты — формальдегид, этилен, стирол, эпоксидные смолы, содержащие бисфенол А, винилхлорид.
Есть откровенно пугающие идеи. Бактерии перерабатывают полимеры в съедобную массу, и все мы начинаем пить белковые коктейли, сделанные из пластика. Генетически модифицированные бактерии кишечной палочки превращают пластиковые бутылки в ванилин для производства вашего любимого печенья с шоколадной крошкой. Вот мы и вернулись к тому, что предлагал один энтузиаст в 60-х годах: сделать пластиковую упаковку для продуктов, которую можно нагревать и съедать вместе с пищей.
Но есть и интересные предложения. Бактерии, которые поедают пластмассу подобно тому, как мы будем пить эти пластиковые коктейли; дрожжевые микробы, расщепляющие пластик с выделением жирных кислот, которые можно использовать при производстве красок, растворителей и промышленных смазок. Безотходные бакалейные лавки, торгующие товарами без пластиковой упаковки. Мобильные торговые автоматы, дозирующие стиральный порошок в многоразовые контейнеры. Новая техника, такая как стиральная машина Arçelik, которая улавливает микропластик, а не выпускает его в канализацию.
За первые десять лет нашего тысячелетия мы произвели пластмассы больше, чем за весь XX век. Почему? Потому что метод гидроразрыва пласта сильно удешевил добычу нефти и газа. Таков капиталистический ответ. Теперь пластик содержится и в воде, и в воздухе, и в еде, и даже в пыли. И на какую бы глубину мы ни закапывали пластиковый мусор, химические вещества из него просочатся в грунтовые воды.
«Вода и воздух, две главные среды, от которых зависит жизнь, превратились в глобальные мусорные баки», — говорил Жак-Ив Кусто несколько десятилетий назад. «Только мы, люди, производим отходы, которые природа неспособна переварить», — добавляет океанограф Чарлз Мур.
Один из крокодилов на реке Палу в Индонезии последние пять лет живет с резиновой шиной на шее. Шина не позволяет ему заглотить слишком крупную добычу и тем невыгодно отличает его от сородичей, но он все ползает, как-то приспосабливаясь к своему громоздкому ожерелью. Мы похожи на этого крокодила, таскаем с собой весь наш пластик, примирившись с этим странным багажом, и даже не осознаем, как крепко он держит нас за горло. Один химик из компании DuPont, благополучно выйдя на пенсию, предсказывал, что мы все «погибнем, задохнувшись в пластике».
Оригинал earth-chronicles.ru
