Зачем среди ночной поры
встречаются антимиры?
Зачем они вдвоем сидят
и в телевизоры глядят?

Андрей Вознесенский, «Антимиры», 1961 год

В июле 2021-го, за полгода до начала специальной военной операции на Украине, президент России опубликовал статью «Об историческом единстве русских и украинцев», в которой подробно обосновал неизбежность будущей кампании.

«Шаг за шагом Украину втягивали в опасную геополитическую игру, цель которой – превратить Украину в барьер между Европой и Россией, в плацдарм против России, – писал Владимир Путин. – Неизбежно пришло время, когда концепция “Украина – не Россия” уже не устраивала. Потребовалась “анти-Россия”, с чем мы никогда не смиримся». И далее: «Все ухищрения, связанные с проектом “анти-Россия”, нам понятны. И мы никогда не допустим, чтобы наши исторические территории и живущих там близких для нас людей использовали против России. А тем, кто предпримет такую попытку, хочу сказать, что таким образом они разрушат свою страну».

Не допустим. Не смиримся. Разрушат. Предупреждение недвусмысленное. Автор обращался к читателям без экивоков. Почему мы в массе своей не восприняли его достаточно серьёзно – не поверили или не захотели поверить? Это вопрос к аудитории, а не к оратору. Рискнём предположить, что всё-таки первое. После многих лет вялотекущего кризиса в достаточно комфортных для большинства условиях почти никто не мог представить себе перехода к качественно иной форме отношений. Между тем приставка «анти», встречающаяся в упомянутой статье девять раз, – маркер этой самой другой формы. Той, что определяет наступивший этап российской и мировой политики с многочисленными последствиями.

Недоконфликт

Четверть века (с 1989 г., когда начала стремительно исчезать советская сфера влияния в Европе, до 2014-го, когда Россия силовым образом отреагировала на казавшееся необратимым расширение атлантической сферы влияния на восток) отношения нашей страны с Западом развивались в парадигме сближения, углубления кооперации и даже интеграции. Насколько это было а) осознанно, б) искренне, в) продуманно, можно оценивать по-разному. Как бы то ни было, но суть оставалась неизменной: Россия даже в моменты осложнений и обострений в отношениях, каковых становилось всё больше, прямо не противопоставляла себя Западу. Выражение «наши западные партнёры» постепенно интонировалось со всё большей долей сарказма. Однако другого определения (противники, соперники, даже конкуренты) на официальном уровне не звучало.

Позиционирование России как «другого», но не «противника», было основой российской внешней политики на протяжении всего этого времени. Первая половина обозначенного периода – «другой» вроде бы трансформируется, чтобы стать «своим» для западных партнёров. Они его поощряют, но без особого рвения. Вторая половина – «другой» уже не рассматривается как кандидат в «свои» (и сам не рассматривает себя в этом качестве), но идёт поиск, как совместить интересы и потребности. Не нашли, получается.

Важно, однако, что именно такое «незавершённое» состояние позволяло с начала нулевых выполнять задачу, которую Владимир Путин провозгласил в качестве главной в самой первой своей программной статье «Россия на рубеже тысячелетий». Она увидела свет 30 декабря 1999-го – за сутки до назначения автора исполняющим обязанности президента страны: «Пожалуй, впервые за последние 200–300 лет <Россия> стоит перед лицом реальной опасности оказаться во втором, а то и в третьем эшелоне государств мира. Чтобы этого не произошло, необходимо огромное напряжение всех интеллектуальных, физических и нравственных сил нации».

Следующие почти полтора десятилетия Россия этим и занималась – напрягала силы, чтобы гарантировать место в первом эшелоне. Те, кто уже в этом эшелоне находился, восторга по поводу присоединения к ним России не испытывали, но и опасной для себя такую перспективу не считали. Во-первых, потому что не думали, что она близка. Во-вторых, поскольку полагали, что Россия будет связана принятыми у них правилами. Ранее к эшелону на таких условиях присоединился Китай, и все нарадоваться не могли, как выгодно вышло.

Восстановление статуса России как одной из ведущих мировых держав происходило с начала 2000-х до середины 2010-х по разным направлениям. Одно из важнейших – сотрудничество с Западом, прежде всего с Европой, в инвестиционно-технологической сфере, встраивание России в глобальную экономику. Но параллельно Россия уже вопреки Западу (как минимум без его поддержки) стала искать возможности для самостоятельного укрепления, в первую очередь геополитического. Зоной приложения основных усилий предсказуемо стало постсоветское пространство, здесь же возникало большинство трений с европейцами и американцами. Однако территорией бывшего СССР российская активность не ограничивалась. Ближний Восток, Африка, отдельные очаги в Латинской Америке, естественно, Восточная Азия. Если обобщить, российское руководство, наращивая собственный потенциал, использовало любые открывавшиеся возможности.

Противодействие росло. Однако конфликт не переходил в форму конфронтации. И это позволяло многим странам налаживать связи с Россией, сохраняя нормальные отношения с Западом. До определённого момента вопрос ребром не ставился. Поворотным моментом стали события, в центре которых в 2013 г. находилась Украина. Финты Киева в привычной для его политической культуры попытке уцепиться за оба варианта (ассоциация с ЕС и преференции в рамках Таможенного союза России, Белоруссии и Казахстана) встретили неприятие обеих сторон. И именно с этого начался острый кризис, приведший к сегодняшней военно-политической стычке мирового масштаба. С этого момента вариант «и/и» стал невозможен – его место заняла альтернатива «или/или». Вместе с этим завершился период российского обустройства в «первом эшелоне», объявленный в той самой установочной статье номер один.

Россия как анти-Запад

Прямая и открыто декларируемая военно-политическая конфронтация России и Запада ликвидировала значительную часть инструментов, которые Москва использовала для расширения и укрепления влияния на предыдущем этапе «недоконфликта». В ответ на СВО, которую Россия начала против Украины как анти-России, Запад развернул собственную СВО против России как анти-Запада. Это предопределяет усугубляющееся ожесточение коллизии и низкую вероятность её договорного разрешения. А для тех, кто не является непосредственным участником конфликта, не остаётся пространства для лавирования – их принуждают сделать выбор.

Россия как анти-Запад меняет мировую диспозицию. До февраля 2022 г. многие понимали, что прежний универсалистский порядок в упадке. Но отсутствовал игрок, который бы не просто критиковал его изъяны или действовал в обход, а заявил о его однозначном неприятии и желании разрушить.

То, что именно Россия взяла на себя эту функцию, – следствие сочетания историко-культурных, геополитических и личностных факторов. Будь их соотношение иным, возможно, и события развивались бы по другому сценарию. Однако теперь выбор (которого, по словам Путина, на самом деле не было) сделан. И скорость сдвигов в мировой системе показывает, что предпосылки для них зрели уже давно, а не возникли в прошлом году. Фраза Си Цзиньпина, произнесённая на выходе из Кремля, «сейчас идут перемены, которых не было сто лет, и мы двигаем их вместе», знаковая, особенно если учесть, что китайские начальники просто так ничего не говорят – культура такая.

А ещё Си сказал, что «российско-китайские связи вышли за рамки двусторонних отношений и имеют жизненно важное значение для современного миропорядка и судьбы человечества». Сейчас многие задаются вопросом: в связке России и КНР кто младший партнёр, а кто старший? Вопрос этот не праздный для самих Москвы и Пекина, но он непринципиален с точки зрения общемировой ситуации. Для неё важно, что образуется конгломерат «анти-». Из формулы Си Цзиньпина вытекает, что Пекин рассматривает отношения с Москвой как целостный феномен, служащий отдельным фактором международных отношений. Это не союзничество, которого Китай избегает в принципе, поскольку не хочет брать на себя обязательств, но нечто, к нему приближенное. И это нечто противопоставлено чётко оформленному блоку, который теперь принято называть «коллективным Западом».

Примечательно, что максимально консолидировался этот коллектив именно против России после начала военной кампании на Украине. Китай к противостоянию присоединился по собственной воле, правда, США сделали всё, чтобы побудить его выбрать другую сторону баррикад. Строго говоря, Пекин не был обязан вливаться в группу «анти-», мог и остаться в стороне. Но Си Цзиньпин пришёл к выводу, что такая позиция сейчас влияние КНР не укрепляет, а скорее, наоборот, снижает. Для стран с претензиями наступает время определённости и обязательного участия.

Постсоветская воронка

Россия как анти-Запад – это прежде всего вызов странам – соседям по территории бывшего СССР. Соперничество за влияние на этом пространстве кипело с момента распада Советского Союза, но объявленное сотрудничество России с Европой и Америкой позволяло государствам практиковать более или менее откровенную многовекторность. Забавно вспоминать, что представители Украины или Грузии, доказывавшие целесообразность сближения с НАТО в 2000-е, приводили аргумент: да у России отношения с альянсом намного более разветвлённые, мы просто хотим того же! Действительно, в цветистых декларациях о российско-натовском сотрудничестве недостатка одно время не было…

Соседи по-прежнему тесно связаны с Россией отношениями взаимной зависимости, а жёсткий клинч Москвы с Западом служит для них источником головной боли. Попытки дистанцироваться не слишком успешны.

Армения, страдающая от изменившегося не в пользу Москвы баланса сил на Южном Кавказе, проводит странный и рискованный курс имитации геополитического выбора, чреватый кризисом в отношениях с отвлёкшимся, но по-прежнему главным партнёром Россией. Декларативно союзный Москве, но ищущий любую возможность опереться на США/Европу Казахстан – пример иного рода. А полностью зависящая от России, но фактически примкнувшая к западному лагерю Молдавия – вообще отдельный сюжет. И так далее.

Неизбежное структурирование конфронтации будет сопровождаться всё большим давлением на страны, желающие разыграть партию неприсоединения. Справедливости ради надо сказать, что она была бы оптимальна, пожалуй, для всех государств этой части мира, но такой роскоши им не предоставляют.

Взбесившиеся стрелки

Ещё совсем недавно, три-четыре года назад, большинство прогнозов относительно мироустройства утверждали, что появление новой биполярной системы маловероятно. Даже если выделится два центра – США и Китай, блоков по модели ХХ века не возникнет, слишком велики интересы всеобщего коммерческого взаимодействия. Действительно, холодную войну в прежнем виде не воспроизвести. Однако оказалось, что коммерческое взаимодействие, сколь бы выгодным оно ни было, можно просто обрубить из соображений безопасности, понятых по-иному. А там, где бизнес остаётся, он не в состоянии предотвратить геополитическое и стратегическое соперничество.

По состоянию на весну 2023 г. будущее выглядит следующим образом.

Не входящие ни в одну из групп страны будут стремиться извлекать из этой борьбы дивиденды, рискуя опасными издержками. И так может продолжаться довольно долго.

Однако упомянутые выше конгломераты инструментальны, созданы для фазы войны, а не стабильны и долгосрочны. Их композиция может меняться вплоть до разбора на составляющие. Возвращаясь к метафоре «эшелонов»: само это слово означает как элемент защиты или боевого построения (в этом смысле оно и было использовано в статье Путина), так и железнодорожный состав, перевозящий войска. Если оттолкнуться от второго значения, то можно сказать, что сейчас мир оказался в ситуации «взбесившихся стрелок». Куда и в каком составе будет направлен тот или иной эшелон, зависит от произвольного стечения обстоятельств. А общей станции назначения то ли никто не знает, то ли её просто нет.

Двадцать лет после распада СССР Россия укрепляла позиции на мировой арене, расчётливо и отчасти оппортунистически используя ошибки других игроков. Теперь настало время самой ставить задачи и идти к их выполнению, делая уже свои ошибки и понимая по дороге, достижимы ли цели. Ставки предельно высоки для всех. Итогом будет другая Россия в другом мире, возникшем при нашем непосредственном участии. Будет ли первая сильнее, влиятельнее и устойчивее, а второй – лучше и стабильнее, сейчас не ответит никто.

Профиль

Источник Source