Атака ХАМАС 7 октября 2023 года заставляет нас задуматься о том, как может в ближайшем будущем выглядеть начало крупного регионального конфликта – с учётом опыта российской спецоперации и быстрого, труднопредсказуемого развития новых технологий.

Резкое обострение палестино-израильского конфликта стало главным событием октября 2023 года, отодвинув на задний план недавнее падение Нагорного Карабаха и даже специальную военную операцию России на Украине. Подобное внимание вполне оправданно. Сначала варварское нападение ХАМАС, а затем непропорциональные, несущие бесчисленные страдания для мирного населения сектора Газа ответные действия Израиля привлекли внимание всей мировой общественности. Очень многое зависит от того, как будет развиваться ситуация дальше, в какой степени реализуются эскалационные риски, как конфликт повлияет на ситуацию на Ближнем Востоке, ход российской спецоперации и мировую политику в целом.

Наблюдая за нынешней фазой палестино-израильского обострения, стоит отметить важную особенность, характерную для современных вооружённых конфликтов. В последние годы мы наблюдаем стирание границ между войной и миром, конвергенцию между военными и невоенными инструментами противостояния, «вепонизацию всего», активное развитие концепций многосферных операций, гибридных войн и интегрированного сдерживания. Информационное и когнитивное пространство играют всё более важную роль. Повсеместное распространение смартфонов, социальных сетей и интернета создали феномен «войны в режиме реального времени» и кажущуюся максимальной транспарентность боевых действий, беспрецедентную в человеческой истории. Вместе с тем суть происходящего по-прежнему во многом остаётся нам недоступной.

Мы не знаем доподлинно истинных механизмов и процессов, запустивших текущее обострение, политических, стратегических и оперативных замыслов сторон, а также всей совокупности связей и отношений между ними. Более того, информационное пространство, а через него и когнитивное, становится местом боевых действий, ареной для проведения операций и кампаний. Эта ситуация гораздо сложнее и запутаннее простого «тумана войны» или пропаганды образца, например, первой половины XX века.

Всё это существенно затрудняет беспристрастно анализировать разворачивающиеся события.

О факторе внезапности и войне в городе

ЦАХАЛ долгое время считалась одной из ведущих армий мира. Во многом эта репутация является следствием арабо-израильских конфликтов XX века. Наиболее серьёзных успехов ЦАХАЛ добивалась в ситуациях противостояния регулярным вооружённым силам в быстротечных маневренных столкновениях на открытом пространстве Синайского полуострова и Голанских высот. Ключевыми факторами успехов израильской армии были превосходство в оперативном искусстве, решительность, интенсивность и отлаженное межвидовое взаимодействие в рамках операций. Вместе с тем действия против иррегулярного противника в условиях плотной городской застройки – задача принципиально другого характера.

Вообще, боевые действия в урбанизированной местности считаются одними из наиболее сложных в военном деле. В последнее время эта проблема привлекает всё больше внимания в России и за рубежом как среди военных, так и гражданских специалистов (из свежих работ стоит отметить книгу ЦАСТ «Война среди стен», второе дополненное издание которой ожидается в скором времени).

Примером продолжительности, кровопролитности и ожесточённости противостояния могут служить сражения за Алеппо, Фалуджу, Мосул, Бахмут, Грозный. Как сказал бывший командующий Центральным командованием США Дэвид Петреус, наземная операция ЦАХАЛ в секторе Газа будет «Могадишо на стероидах» (отсылка к известным событиям 1993 года в Сомали) и может растянуться на годы, а победа потребует огромных усилий, в том числе в социально-экономической и социальной сферах.

События 7 октября нанесли серьёзный ущерб репутации ЦАХАЛ, но не стоит преувеличивать значение этого провала, как и преуменьшать его. Произошедшее стало результатом целого ряда факторов – ошибок израильской разведки, тщательной подготовки ХАМАС, накопленных социально-экономических изменений как в самом Израиле, так и в секторе Газа. Вместе с тем внезапность остаётся важным военным фактором. Современная война характеризуется крайней сложностью скрытного развёртывания крупных воинских контингентов в условиях развитой космической разведки и камер в каждом телефоне. Тем не менее это справедливо для крупных сил и крупных театров военных действий.

Высокоурбанизированные, территориально ограниченные и густонаселённые районы оставляют пространство для внезапного нападения, особенно для рассредоточенных, децентрализованных и компактных иррегулярных сил. В истории многих стран были свои Пёрл-Харборы, 11 сентября, Грозный-1996 и Нальчик-2005. Будет повторяться подобное и впредь. И важной задачей для государства становится не предотвратить внезапное нападение, а сохранить устойчивость (тот самый модный в последнее время термин resilience), быстро отреагировать и не допустить достижения противником своих целей. Стоит также понимать, что подобное внезапное нападение может происходить в самых разных пространствах.

История учит, что даже успешное вначале внезапное нападение часто приводит в итоге к неудаче, а блицкриг оборачивается продолжительной мясорубкой. Пока оценить успешность или неуспешность с военно-политической точки зрения действий ХАМАС затруднительно. Их откровенная и подчёркнутая кровавость вызвала осуждение по всему миру. Но она же вызвала и ответную реакцию Израиля, которая была осуждена множеством стран на Ближнем Востоке и за его пределами, резкий рост антиизраильских настроений и даже достаточно жёсткие заявления некоторых еврочиновников. Была ли провокация подобной ответной реакции Израиля и следующей за ней реакции региональных стран и мусульманской общественности по всему миру частью замысла ХАМАС – судить сложно. В конце концов, преувеличивать глубину стратегического планирования ХАМАС всё-таки не стоит. Перефразируя Реджепа Тайипа Эрдогана, ХАМАС в настоящее время всё же организация, а не государство.

Масштаб, кровопролитность и жестокость нападения ХАМАС были неожиданными, но само обострение конфликта – нет. «Соглашения Авраама» казались большим успехом на фоне провальной «сделки века» Трампа, однако нестабильность ситуации была очевидна многим наблюдателям. Стоит обратить внимание на сентябрьскую статью Марианны Беленькой в «Коммерсанте» или июньские заявления Верховного комиссара ООН по правам человека Фолькера Тюрка.

Вопросы тактические и стратегические

Наиболее интересные аспекты атаки ХАМАС 7 октября с военной точки зрения – это сочетание одновременно концентрации и массирования в применении различных средств, а также децентрализация и рассредоточенность как самих сил, так и векторов приложения усилий ХАМАС. Другой аспект – то, как были интегрированы действия беспилотников, ударных групп и усилия в информационном пространстве и киберпространстве.

Наблюдая за новым витком палестино-израильского конфликта, мы видели кадры весьма успешного применения беспилотников и ПТУР для поражения израильских танков «Меркава» (традиционно пользовавшихся столь же солидной репутацией, как и сама ЦАХАЛ). Мы видели кадры сосредоточенных и незамаскированных групп израильской бронетехники.

Но не стоит быть столь категоричными. Во-первых, реальный масштаб успешных атак на израильскую бронетехнику остаётся неизвестным. Во-вторых, следует учитывать крайне ограниченное пространство театра военных действий. Наглядный пример – от Офакима до Ашкелона около 30 км (меньше, чем от Лисичанска до Славянска), от Ашкелона до Джебалии на севере сектора Газа – менее 10 км. Вся площадь театра военных действий вокруг сектора Газа составляет от силы 1000 км2. В целом это сопоставимо с участком Северск – Соледар – Бахмут. В-третьих, не следует недооценивать способность ЦАХАЛ быстро учиться на своих ошибках (фотографии с израильской бронетехникой с установленными сверху противокумулятивными экранами появились очень быстро).

Стоит отметить ещё две важные черты современного конфликта, наглядно проявившиеся на Ближнем Востоке. На тактическом уровне – высокая роль мотивированного, инициативного и подготовленного «вооружённого гражданина» в территориальной обороне (например, история Инбаль Рабин-Либерман). На стратегическом – высокая степень вовлечённости региональных и внерегиональных игроков в весьма ограниченные изначально конфликты.

Потенциалы ХАМАС и Израиля несопоставимы, истинный замысел ХАМАС нам доподлинно неизвестен, но первая внезапная атака не получила своего полноценного развития и быстро сменилась массированной и безнаказанной по причине отсутствия у ХАМАС сколь-либо значимой ПВО воздушной кампанией Израиля по стиранию с лица земли целых районов жилой застройки в секторе Газа. Но атака ХАМАС 7 октября заставляет нас задуматься о том, как может в ближайшем будущем выглядеть начало крупного регионального конфликта с учётом опыта российской спецоперации и быстрого, труднопредсказуемого развития новых технологий. Вырисовывается примерно такая картина – опирающееся на широкое использование технологий искусственного интеллекта, радиоэлектронной борьбы, единых сетей разведки, управления и целеуказания внезапное массированное нападение с применением беспилотников (воздушных, а на определённых театрах военных действий также и морских), сил специальных операций, нанесением ракетных ударов, а также действиями в информационном пространстве, космическом пространстве и киберпространстве.

Ближневосточная теорема Ферма

Нынешнее обострение – очевидная неудача для американской ближневосточной политики и в целом для американской военно-политической стратегии. США концентрируют в восточной части Средиземного моря значительную группировку ВМС с ясной целью не допустить перерастания конфликта ХАМАС и Израиля в крупную региональную войну. Сосредоточение сил в восточной части Средиземного моря называют крупнейшим за последние тридцать лет. Но общее число развёрнутых сил американского флота пока практически такое же, как было, например, летом этого года, и составляет чуть больше 100 кораблей, развёрнутых преимущественно в зоне ответственности Седьмого флота (западная часть Тихого океана).

В последние годы США несколько снижали свою вовлечённость на Ближнем Востоке, используя это как один из источников ресурсов для наращивания усилий на европейском и индо-тихоокеанском направлениях. Сейчас эта политика неизбежно подвергнется определённому пересмотру.

Вопрос о том, возможно ли урегулировать палестино-израильский конфликт вообще и если да, то как, – тема для диссертации (и не одной!). Мы, однако, зафиксируем несколько моментов. Этот конфликт невозможно разрешить с помощью приемлемых военных инструментов. Стоит согласиться с Сергеем Лавровым – нынешний статус-кво в зоне палестино-израильского конфликта нежизнеспособен. Но с военно-политической точки зрения понятно, что для Израиля полноценная реализация существующих планов урегулирования (Арабская мирная инициатива, решения Мадридской мирной конференции, соглашения в Осло), особенно после событий октября 2023 года, не просто неприемлема политически, но и является реальной угрозой национальной безопасности.

Известна фраза депутата палестинского парламента Ханан Ашрауи: «Израиль имеет всю власть, но никаких обязанностей оккупирующей державы». Впрочем, очевидно, что Израиль неспособен решить проблему Палестины посредством аннексии и интеграции не только по причине социальных, этнических и религиозных различий, но и просто в силу непосильности для него этой задачи. Население Израиля – 10 миллионов человек, в то время как в секторе Газа до начала текущего обострения проживало, по различным оценкам, около 2 миллионов человек. Поэтому приводить в пример Израилю комплексное урегулирование конфликтов в Чечне или Северной Ирландии некорректно. В то же время и Израилю стоит понимать, что вряд ли получится заставить палестинцев «потерять всякую надежду на создание собственного государства», как сказал министр финансов Израиля Бецалель Смотрич.

Любое решение, имеющее шансы принести мир на более-менее продолжительное время, должно исходить из следующих установок: нивелирование роли радикальных элементов как с израильской, так и с палестинской стороны; уважение национальной безопасности Израиля; создание условий для стабильного и самостоятельного социально-экономического развития прежде всего в секторе Газа; активное и деятельное вовлечение международного сообщества, включая США, Россию, Китай, Турцию, Иран и арабские страны; нормализация ирано-израильских отношений.

Может ли конфликт вокруг сектора Газа перерасти в крупную региональную войну? Такой риск существует, но преувеличивать его пока не стоит. Многое зависит от дальнейших действий Израиля, тянущего с началом полноценной наземной операции. Не меньше зависит от действий Египта, «Хизбаллы», Турции, Ирана и США.

Что это значит для России? Некоторые наблюдатели спешат отметить выгоды от обострения для России – отвлечение внимания и ресурсов США и Запада от поддержки Украины в сторону поддержки Израиля, удар по репутации Запада, рост антизападных настроений во многих мусульманских странах, дополнительная дестабилизация внутренней обстановки в ряде стран Западной Европы со значительным мусульманским населением. Но стоит понимать, что дальнейшее ухудшение ситуации в регионе угрожает и интересам самой России. Резкое обострение социально-экономической ситуации на Ближнем Востоке, новые волны беженцев, начало боевых действий могут задеть интересы России в Сирии, создадут благоприятные условия для международного терроризма и исламистских группировок в регионе (и их экспорта, например, в Центральную Азию), будут иметь труднопрогнозируемые последствия для Ирана, Турции, Израиля, являющихся важными партнёрами для России.

Автор: Прохор Тебин, заведующий сектором международных военно-политических и военно-экономических проблем ЦКЕМИ НИУ ВШЭ.

Международный дискуссионный клуб «Валдай»

Источник Source