При Иване Грозном, во времена великих побед 50-х — начала 60-х годов XVI века, сын боярский был основной боевой единицей русского войска. Он выступал в поход полностью снаряжённым и при полном параде: «конно и оружно», а также непременно «цветно и доспешно». Во сколько же обходилось оружие, доспехи, платье, конь и прочее имущество, которое сын боярский мог взять с собой на государеву службу, «ища себе чести, а князю — славы»?
Немного теории
В знаменитом романе Михаила Шолохова «Тихий Дон» есть эпизод, в котором главный герой романа Григорий Мелехов проходит смотр перед призывом на службу царю и Отечеству. Ожидая проверяющих, Григорий раскладывает перед собой нехитрое имущество служилого, с которым он должен явиться на призывной пункт. Вот описание этого имущества:
«Под ногами Григория лежала ненадёванная попона, на ней порядком разложены седло с окованным, крашенным в зелёное ленчиком, с саквами и задними сумами, две шинели, двое шаровар, мундир, две пары сапог, бельё, фунт и пятьдесят четыре золотника сухарей, банка консервов, крупа и прочая, в полагаемом для всадника количестве, снедь. В раскрытых сумах виднелся круг — на четыре ноги — подков, ухнали, завёрнутые в промасленную тряпку, шитвянка с двумя иголками и нитками, полотенце…».
Зная примерную стоимость казачьего имущества и амуниции и добавив к этому стоимость строевого коня, можно посчитать, во сколько обошлось Григорию (и его отцу Пантелею Прокофьичу) снаряжение казака на царскую службу.
Описание казачьего смотра приведено не случайно: принцип снаряжения на службу детей боярских в XVI веке (а для большинства из них — и на протяжении немалой части следующего столетия) принципиально не отличался. Сын боярский должен был явиться на службу «конно, людно и оружно», снарядив и себя, и своих послужильцев, «строевых» и «нестроевых» (тех, которые должны были в обозе-кошу присматривать за хозяйским имуществом и решать во время похода всякого рода бытовые вопросы). Делать это сыны боярские должны были за счёт доходов, получаемых с принадлежащих им «вотчинишек» и «поместьиц», коими жаловал от щедрот своих государь.
Теоретически служилые могли рассчитывать ещё и на государево денежное жалованье, но оно, увы, выплачивалось нерегулярно и не могло полностью покрыть расходы сына боярского на снаряжение для похода в «дальноконные грады». Приходилось полагаться на свои силы, а то и влезать в долги, занимая-перезанимая и закладывая-перезакладывая коней, доспехи, оружие и прочие «животы» и «служилую рухлядь» у друзей-знакомых-родственников, и даже идти на крайние меры — закладывать свои «вотчинишки» или даже продавать их. Вся надежда была на то, что в походе удастся за счёт богатой добычи поправить свои дела или же, отличившись, заполучить государеву награду — не только золотой или серебряную копейку на шапку, но также «шубы, купки, доспех, коней и денгами»и прочее. Ибо милостив был царь Иван, «многая и благая сотвори, воинство велми любляше и требующая им от сокровищ своих неоскудно подаваше…».
Откуда можно получить сведения о том, сколько и чего брали с собой в поход дети боярские и сколько всё это стоило по ценам того времени? Прежде всего, в нашем распоряжении есть немногие оставшиеся списки с результатами смотров, которые проводили государевы воеводы и дьяки. Самым интересным из них является реестр, составленный по результатам смотра выборных служилых людей Государева полка — т. н. «Боярская книга», датируемая 1556/57 г.
Затем следует отметить духовные грамоты-завещания, которые дети боярские составляли, готовясь предстать пред создателем или «идучи на великого князя службу». Сохранились и т. н. «обидные списки», в которых подробно расписываются «животы» и «служилая рухлядь», которых лишились служивые из-за нападений всяких «лихих» и «воровских» людей — русских ли, литовских или каких-нибудь других. Не забудем и про список распроданного с торгов имущества Михаила Татищева, казнённого по обвинению в измене в 1608 году. Наконец, в монастырских расходных книгах 2-й половины XVI — начала XVII веков сохранилось немало сведений о стоимости тех или иных предметов платья или конского снаряжения.
Собрав всё это вместе и проанализировав, можно без особого труда составить представление о том наборе оружия, доспехов, платья и прочего, с которым выступал в поход сын боярский и, расписав по пунктам этот список, прикинуть примерную его стоимость, исходя из актуальных на тот момент рыночных цен. Понятно, что разброс цен был порой очень велик — в зависимости от качества изделия и от места его изготовления стоимость того же седла могла различаться в разы, а то и на порядки. Однако, памятуя о том, что московские дети боярские, руководствуясь своими представлениями о прекрасном и требованиями государя и его воевод являться на службу «цветно», пока была возможность, старались на «служилой рухляди» и боевом коне не экономить (на худой случай применяли стратагемы, подобные той, к которой прибег Портос, покупая себе шикарную, но только спереди, перевязь). А, значит, рассчитывая стоимость полного комплекта «служилой рухляди» стоит ориентироваться на те образцы, что стоят подороже (и лишь послужильцы сына боярского могли носить на себе то, что подешевле: им было незазорно).
«Збройка праотеческая, зело крепка…»
Начнём с доспеха. Конечно, довольно скудные сведения, сообщаемые нам по итогам смотров десятнями, не позволят составить чёткое представление о том, какой смысл вкладывали государевы дьяки и подьячие во фразу «на коне в доспехе и в шеломе». Однако духовные грамоты позволяют составить более точное представление о том, что могло считаться полным доспехом.
Например, сын боярский Василий Узкой Петров сын Есипов в своей духовной, датированной 1528 годом, завещал жене «пять пансырев; да три бехтерци; да трои наколенки, да шестеры наручи, да кольчюга: да шесть шеломов; да трои боторлыки…», — всё тот же полный набор защитного вооружения. Комплект доспехов, состоявший из «пансыря немецкого, шолома шамахейского, да наручей, да наколенок, да батарлыков, навоженных золотом да серебром», упоминал в 1557 году в своем завещании князь С.М. Мезецкий. В том же году Леваш Иванов, сын Олтуфьев, выехал на государев смотр «в пансыре, на пансыре тегиляй толстой камчат».
Одним словом, можно смело предположить, что полный комплект доспехов включал в себя обязательно шелом, защиту корпуса (обычно кольчато-пластинчатый доспех — пансырь или иной какой другой, поверх которого сын боярский побогаче мог надеть ещй и дорогой тегиляй), наручи и бутурлыки (нередко дополняемые наколенками). Неполный же комплект, более дешёвый, включал в себя шелом и защиту корпуса.
Стоимость предметов доспеха весьма разнилась и зависела от того, где и когда был сделан тот же шелом или юмшан, насколько он богато был украшен и так далее. В итоге те же шеломы могли стоить от 20 алтын до 5–6 рублей, пансырь — от 10 алтын или 4 гривен до двух или более рублей (3 «немецких» пансыря были оценены их владельцем в 15 рублей, упоминается также пансырь стоимостью в 7 рублей). Богато отделанные импортные комплекты доспехов могли стоить намного дороже: 10, 15 и даже 50 рублей (причём столько стоил неполный комплект из черкасского шелома и шамахейского юмшана). И если подсчитать полную стоимость доспеха (включая сюда ещё и стёганый подшеломник), то прилично смотрящийся комплект «збройки», в котором сыну боярскому было бы не стыдно искать себе чести и прибытку на поле боя, то сумма в 10–15 рублей вовсе не выглядит необычной и завышенной. Впрочем, если ограничиться половинным комплектом, то можно было уложиться и в сумму вдвое меньшую. Ну а послужилец мог вполне обойтись дешёвым шеломом или «шапкой железной» ценой в 20 алтын (60 копеек) и «пансырем» за 30–40 копеек (10 алтын или 4 гривны).
Сабля вострая да калёна стрела
Разобравшись со стоимостью доспеха, попробуем определиться, во сколько сыну боярскому обойдётся его «оружность». Иностранные наблюдатели сходились в том, что московский всадник вооружён был, по сравнению с западноевропейским жандармом или рейтаром, чрезвычайно легко. Хрестоматийным стал образ русского всадника, созданный имперским послом бароном С. Герберштейном (из сочинения которого этот образ начал своё путешествие сквозь время и пространство):
«Обыкновенное их оружие — лук, стрелы, топор и палка наподобие римского цеста, которая по-русски называется кистень, а по-польски — бассалык. Саблю употребляют те, кто познатнее и побогаче. Продолговатые кинжалы, висящие, как ножи, спрятаны в ножнах до такой степени глубоко, что с трудом можно добраться до верхней части рукояти и схватить её в случае надобности … Употребляют они и копья».
И хотя десятни скупы на свидетельства относительно вооружения детей боярских, отделываясь общими словами «сам на коне в доспесе, в саадаце и в сабле», однако, сопоставляя данные десятен, свидетельства иностранцев и материалы духовных грамот, вряд ли будет сильным допущением предположить, что «стандартный» комплект вооружения сына боярского включал в себя саадак (лук в налуче и набор стрел в колчане-туле, а также чехол-тохтуй для всего этого богатства) и саблю, а также пару ножей. Некоторые дети боярские могли добавить к этому набору кавалерийский топорок и копьё/рогатину. Отметим, правда, что копьё, судя по всему, вышло из широкого обихода, однако отдельные бойцы-поединщики — такие, как, к примеру, Леонтий Плещеев, который, умело орудуя копьем, побивал «литовских и немецких людей» под Тихвином в 1613 году, — продолжали его применять на поле боя.
В документах той эпохи цена оружия упоминается редко, но, если взять, к примеру, упоминавшуюся выше роспись имущества Михайлы Татищева, то легко можно составить примерную стоимость «стандартного» набора вооружения рядового сына боярского. Довольно богато украшенный и расписанный саадак (с 22 стрелами) и сабля (импортная, «кызылбашская», т. е. персидская или, во всяком случае, сделанная по персидскому образцу и подобию) Татищева были проданы с торгов за 14 рублей («людцкие» саадаки и сабли стоили существенно меньше: набор можно было купить менее чем за рубль, а то и дешевле), а пару ножей — за 20 алтын (60 копеек). Татищевская рогатина «з долы навожены золотом» была оценена в рубль (простенькие «людцкие» — в половину и того меньше), а обычный, без прикрас, топорок — в «полполтины». Принимая во внимание инфляцию и рост цен, можно полагать, что в середине XVI века сын боярский мог вооружиться достойным его «чести» образом за сумму примерно в 10 рублей. Кстати, в 90-х годах того же столетия 200 «желизец стрельных» (т.е. наконечников для стрел) стоили 8 алтын и 5 денег (т. е. 26,5 копейки-новгородки).
Богатырский конь
«Конность» служилого человека была непременным атрибутом и признаком его годности к службе. Царским Уложением о службе 1550 года предписывалось выступать служилым людем «в далной поход о дву конь», но и сами дети боярские прекрасно понимали, что, не имея как минимум пары хороших коней, в походе ловить нечего: и от врага не ускачешь в случае чего, и не догонишь его. Это не говоря уже о том, что взятые с бою «животы» не на чем будет увозить. Потому-то, к примеру, Григорий Русинов взял с собой в поход даже не двух, а целых 9 коней! Но будем исходить из того, что наш сын боярский скромен в своих желаниях и ограничится двумя конями: «строевым» и заводным, с вьючным седлом.
Характеризуя коней русских детей боярских, французский наёмник Ж. Маржерет в начале XVII в. писал:
«Их лошади большей частью приводятся из Ногайской Татарии, каковых лошадей называют конями (Koni); они среднего роста, весьма хороши в работе и скачут семь-восемь часов без отдыха, но если их совсем загнали, нужно четыре-пять месяцев, чтобы восстановить их силы … Затем у них есть грузинские лёгкие верховые лошади, но они не распространены, это весьма красивые и хорошие лошади, но не сравнимые с конями по выносливости и скорости, разве только в беге на короткое расстояние. Затем у них есть лошади турецкие и польские, которых они называют аргамаками (Argamak), среди них есть хорошие; все их лошади — мерины; кроме того, среди ногайских встречаются, но довольно редко, очень хорошие лошадки, совсем белые и в мелких черных пятнах, как тигры или леопарды, так что их можно принять за раскрашенных. Местные лошади называются меринами (Merin), они обычно маленькие и хорошие, прежде всего те, что из Вологды и её окрестностей, и гораздо скорее объезжаются, чем татарские…».
Духовные грамоты детей боярских в общем и целом подтверждают слова француза. Чаще всего в грамотах встречаются «кони», затем идут «мерины» (под «мерином» понимался холощёный конь), реже — «меринцы» и «жеребчины», и уж совсем редко — «аргамаки». При этом аргамак оценивался в 15 рублей, «конь» обычно стоил 4–5 рублей, хотя порой его цена могла подскочить и до 7–8 или даже 10 рублей. Менее «качественный» мерин оценивался, как правило, дешевле — средняя же его цена составляла 2–3 рубля. Но и здесь могли быть исключения: «княжеский» мерин мог стоить и 7–8, и даже 15 рублей. Меринец же обходился в 1,5–2 рубля. В общем, средняя стоимость пары лошадей, если наш сын боярский выезжал на службу государеву на «коне», имея в поводу «мерина», составляла порядка 6–8 рублей, самое большее — 10, и лишь очень богатые и зажиточные могли позволить себе прикупить «аргамака».
К коню полагалась и соответствующая «снасть». К примеру, Василий Петрович Кутузов в 1560 году в своем завещании передавал на помин души в Иосифо-Волоколамский монастырь «аргамак гнед с седлом, седло бархат червчет, с уздою и с морхи и с наузом и с тулунбасом, да конь чюбар с седлом, седло сафьянно, с уздою и с морхи, да кон каур с седлом и с уздою и с морхи…». А если взять в руки приходно-расходные монастырские книги, где старцы скрупулёзно фиксировали приход-расход монастырской казны, то рассчитать, сколько будет стоить конь со всем «снарядом», будет нетрудно. И снова, как и в предыдущих случаях, всё зависело от того, где и кем было изготовлено седло и вся полагающаяся «снасть» и насколько богато она украшена. Обычное «седлишко» стоило, к примеру, полполтины (т. е. 25 копеек-новгородок или 50 денег-московок), тогда как богато украшенное седло («на седле бархат з золотом червчет») — существенно дороже. Рядовое седло «московской работы» обходилось его владельцу в полтину, простое «ногайское» — почитай, в рубль, «седло сафьянное» — уже в 2 рубля, а «седло колмацкое софиянно» и вовсе в 3–4 рубля. Хорошо хоть вьючное седло было дешёвым — порядка 2 гривен (т. е. 20 копеек).
Добавим ко всему этому ещё и «снасть седельную» — «подпруги и пуслища и пристуги, стремена и прибойцы, похви», и мы легко выходим на сумму порядка 2,5–3 рублей, а то и больше. А ведь ко всему этому нужно добавить ещё и пару перемётных сум, вещевой чемодан, войлок под седло, попону и всякого рода украшения на узду (тарки, морхи, науз и прочее) – легко выходит 4–5 рублей за всю «снасть» (и это без особых изысков).
Платье и всякая рухлядь…
В завершение наших подсчётов остаётся прикинуть, сколько стоило сыну боярскому одеться с головы до ног, каков набор предметов его «платья» и сколько это могло стоить? Любопытные сведения относительно того, что носил на себе и что брал с собой в перемётных сумах и в кошу служивый, дают «обидные списки» начала 70-х годов XVI века. Полоцкий воевода князь А. И. Ногтев-Суздальский, жалуясь литовским властям на своевольство их людей, сообщал, в частности, что у сына боярского полоцкого архиепископа Афанасия Иванова отняли литовские люди «однорятку лазореву брюкишну, да кафтан зенденинен светлозелен стеган на бумаге, да два кушака — кушак шолков, шолк зелен да рудожолт, да кушак бумажной синь, да шупку чорну лисью под сукном под вишневым аглинским большой земли, да колпак ординской, с камкою, да епанчу белу, да подголовок, а в подголовке три рубашки красных пошовных, да трои порты пошовные, да три ширинки красных шиты серебром и золотом, накишиваны шолком червчатым, … да пояс шолков, до ногавицы камчаты таусинны…».
Другой сын боярский архиепископский, Давыд Чулков, лишился лазоревой настрафильной однорядки, шелкового кушака («шолк червчат да зелен»), жёлтых сафьянных сапог и пары сапог «борановых», да перемётных сум, «а в сумках две рубашки красных пошовные, да двои порты пошовные, да три ширинки красных, да шапка чорна лисья черевья, да колпак с камкою…».
Оригинал earth-chronicles.ru
