– Когда все страны бывшего Союза объявили независимость, лозунг у всех был один – «Мы пойдем своим путем». Можно сейчас как-то обобщить результаты этих похождений?
– Реально возможных путей для них было только два – либо пойти на Запад, либо остаться с Россией. И выбор этот делался не без посторонних влияний. В Грузии или на Украине возобладал путь на Запад, большинство все-таки предпочли не разрывать отношений с Россией. Есть, конечно, и промежуточный путь – быть сами по себе, что белорусский лидер назвал «многовекторностью», но итог такой политики мы уже увидели. Кроме России, все остальные независимые государства экс-СССР по мировым меркам являются небольшими, и «самостоятельность», «многовекторность» – это только до поры. У кого-то, как у Украины, это состояние заканчивается раньше, у кого-то оно еще не закончилось, но перспективы понятны.
– Вы обозначили две точки притяжения – некий обобщенный Запад и Россия. При этом все последние тридцать лет мы видим явные усилия европейских стран по втягиванию в свою орбиту стран СНГ, тогда как Россия лишь молча на это смотрит, никак не активничая и не пытаясь показать выгоды дружбы с ней. Нам эти страны не особо нужны, выходит?
– За время длительного соревнования двух систем в ходе холодной войны западный мир отработал и отшлифовал некую привлекательную модель для других стран, стоящих перед выбором пути дальнейшего развития. СССР тоже отработал свою модель, и для многих государств она оказалась не менее привлекательной, не только позволяя получать помощь от Союза, но и будучи весьма эффективной для взаимодействия с собственным населением. Но западная модель худо-бедно и по сей день работает, а мы свою срубили под корень.
“ России надо самой измениться, как минимум – стать самодостаточной в экономике, пусть даже и за счет некоего снижения уровня жизни на некоторое время ”
– Разоблачая «ужасы совка»?
– Ну да. Что интересно, теперь аналогичный процесс критического пересмотра своей истории начался и на Западе со сносом памятников и всеобщим покаянием. Но не стоит обольщаться, что это происходит под нашим влиянием тридцатилетней давности: тогда Россия тоже сделала свой выбор, и он был абсолютно прозападным, сколько бы сейчас мы ни говорили, что идем своим отдельным путем. Мы попытались войти в западный мир, но на тех условиях, которые мы хотели, нас туда не пустили… Мы, громко распрощавшись со своим советским прошлым, наивно считали себя победителями – мол, сами сумели отказаться от неэффективного режима. Запад же не без оснований видел нас в том соревновании систем проигравшими и поэтому не имеющими права выставлять какие-либо условия. Россия если и не видела себя в грядущем мироустройстве в числе лидера, экономического вроде США или идейного, как Великобритания, но статус, примерно соответствующий Франции, ее вполне бы устроил. Нас же уравняли где-то с Эстонией – раз вы проиграли, то теперь все решать будут за вас. Ведь Франция ни с кем не советуется, посылая своих парашютистов в Чад, это ее зона влияния, и весь мир это принимает. Нам же сразу сказали, что никакого «постсоветского пространства», как зоны ответственности России не будет – мол, ваше влияние ограничивается исключительно вашими же границами.
– Но «мягкую силу» для расширения влияния нам никто не мог запретить использовать…
– Это всего лишь инструмент. Она хороша, когда с ее помощью можно продвигать некую привлекательную модель, альтернативную существующей. Нет таковой – и любые затраты на пропаганду России и ее политики бессмысленны. Да, можно сказать, что в Россотрудничестве плохо работали, но даже если на это направление придут молодые и деятельные, ничего не изменится.
Проблема глубже.
– В отсутствии вычеркнутой из Конституции идеологии?
– Отчасти и в этом. Можно создать хороший и надежный автомобиль, к примеру. Но ему нужно придать продажный вид, и это уже дело дизайнеров. Применительно к государственному устройству идеология есть красивая упаковка того, что уже существует и эффективно работает. Но без основы, без действующего собственного механизма можно говорить только о красивом дизайне некоего деревянного макета, но у нас даже такого нет – только лишь слова о том, что у России «свой особый путь». Но в чем он выражается, никто сказать не может. Пока же наша нынешняя и экономическая, и социальная политика – кальки с западных, но этой модели мы не можем придать элементы идеологии, поскольку все это уже вторично.
|
| Фото: i.ytimg.com |
– Как случилось, что стартовав в 90-е в сторону поддержки западных ценностей, ныне Россия стала себя противопоставлять им?
– Многие восприняли мюнхенскую речь Путина в 2007 году так: он антизападник и показал свое истинное лицо, чего еще ожидать от бывшего сотрудника КГБ. И это огромная ошибка. Та речь – это крик боли, желание достучаться до Запада у человека, настроенного абсолютно прозападнически. Его «Вы делаете ошибку!» до них не доходило, да нас там никто и не ждал – изначально стояла задача максимального ослабления России. Ведь даже когда в руководстве нашей страны были сплошь либералы, чубайсы и гайдары, эта линия выполнялась неуклонно – расширение НАТО и идущие на родину из стран бывшего Варшавского договора наши воинские эшелоны…
– Уже невооруженным взглядом видно, насколько разнятся фактическая ориентированность руководства страны на западные страны и продвигаемая ныне линия на некую нашу особость, основанную на православии, поиск каких-то чисто своих исторических корней, показывающих, что Россия всегда была круче Запада и нам самим есть чем гордиться…
– Если бы только руководство… Те, кого сейчас принято называть «глубинным народом», тоже в большинстве своем смотрят на Запад. Западный образ жизни переняли отнюдь не только олигархи. Например, число тех, включая членов семей, кто приобрел недвижимость в Болгарии-Черногории, а то и в Испании или Франции, можно оценивать миллионами. Не только молодежь, но и средний, и старший возраст у нас привык жить в большинстве по западным стандартам: мы ходим в огромные моллы, посещаем фитнес, активно ездили, пока вирус не случился, в Турцию, а то и на Канары или Мальдивы. И в этой ситуации бессмысленно менять руководство страны на православно-патриотическое – активная часть народа, которая и определяет политический климат в стране, его не примет. Это большая проблема для России: мы со времен Петра считаем себя частью западного мира, а вот он никак своей частью нас считать не желает. Даже коммунизм, который мы столько лет строили, был по сути самой модной на тот момент европейской идеологией. И мы, как примерные ученики, первыми пытались ее воплотить в жизнь. А теперь нужно опасаться, что Россия начнет с тем же фанатичным рвением внедрять у себя новые европейские ценности – мультикультурализм, толерантность, гипертрофированное уважение к правам меньшинств. Европейская идеология, реализованная на периферии европейской цивилизации, – страшная сила. Это видно, например, по нынешним Соединенным Штатам.
– Пока политику России на постсоветском пространстве активной никак не назовешь, есть лишь вялая реакция на некие внешние раздражители, будь то события на Украине, в Грузии или сейчас вот в Нагорном Карабахе. Возможны какие-то шаги для усиления нашего влияния на окрестные республики или выражать озабоченность – максимум, на что Россия сейчас способна?
– Вначале надо России самой измениться, как минимум – стать самодостаточной в экономике, пусть даже и за счет определенного снижения уровня жизни на некоторое время. Разработать и реализовать самобытную, современную политическую модель. До этого нам нечего сказать своим соседям и нечего им предложить.
– Какая этому есть альтернатива? А то ведь многие сулят России повторение судьбы Украины…
– Альтернативу наши крайние либералы предлагали еще в начале 90-х – раздробить Россию на мелкие части и уже этими осколками идти в Европу. В таком разобранном виде западный мир принял бы все наше огромное пространство, а вот целиком Россия туда не помещается. Если мы хотим сохранить ее как цельное государство, надо менять образ и стиль жизни. Например, еще в 2005 году Путин намекнул олигархам, что стоило бы вернуть денежки из западных банков в Россию, но и по сей день дальше пожеланий этот вопрос не сдвинулся. Какой-то жесткий механизм для этого никто создавать и не собирается. И недвижимость наши люди должны приобретать не в Каннах, а допустим, в Сочи, развивая собственную страну. В противном случае остается только дробить Россию на десять, двадцать или сколько там получится частей, каждая из которых не будет пугать Запад размерами и мощью, и дрейфовать в Европу поодиночке.
– И к примеру, у «Псковской республики» в случае такого выбора не будет обид, что ее уравняли в правах с Эстонией?
– Наверное, не будет, и Европа ее, малохольную, охотно примет. Но этот путь, казалось бы, логичный, для всех здравомыслящих россиян абсолютно неприемлем. Хотя бы потому, что в результате попросту исчезнет Россия.
