Рассуждая о легитимности, Киссинджер подразумевает, что глобальные игроки должны достичь соглашения относительно международного порядка, признавая законными цели и методы. При этом важно не путать легитимность со справедливостью. О том, применимы ли идеи Великого Генри к новому миру, Фёдору Лукьянову рассказал профессор Роберт Легвольд в интервью для передачи «Международное обозрение».

– Генри Киссинджер остаётся авторитетным лицом, влияющим на принятие важных внешнеполитических решений в Соединённых Штатах или он уже стал живым памятником американской политической мысли?

– Киссинджера нельзя воспринимать исключительно в качестве «живого памятника», теоретика, хотя даже в этой роли он представляет собой весьма внушительную фигуру для международных отношений. Генри Киссинджер, возможно, не единственная, но, безусловно, одна из немногих крупных фигур американской внешней политики второй половины XX века, о которой историки будут писать и чьими трудами будут интересоваться и через пятьдесят, и через сто лет.

Говоря о непосредственном участии Киссинджера в формировании американского внешнеполитического курса, я бы отметил, что сегодня он не является ни «памятником», ни крупным игроком в процессе принятия ключевых решений как в администрации Байдена, так и внутри Республиканской партии на уровне Конгресса. Тем не менее голос Киссинджера всё ещё громко звучит в публичном дискурсе, и поэтому ему уделяется достаточно внимания в политической среде, особенно когда он, например, даёт интервью журналу вроде The Economist и высказывает свои соображения по поводу американо-китайских отношений или российско-украинского конфликта, делится мыслями о том, что должно произойти дальше.

Несмотря на то, что Киссинджеру сто лет, он остаётся весьма трезвомыслящим; кроме того, он обладает репутацией и опытом. Таким образом, как я уже сказал, в ближайшем будущем Киссинджер по-прежнему будет значимой фигурой в американском публичном пространстве.

– Не секрет, что Киссинджер всегда был чрезвычайно последовательным в своих суждениях, начиная с написания знаменитой диссертации и книги о Венском конгрессе. На протяжении долгих семидесяти лет понятие баланса сил присутствовало в его идеях и работах. Недавнее интервью для The Economist снова было посвящено балансу сил и его достижению в новых международных условиях. Боюсь, что, к сожалению, установить равновесие в глобальной политике сегодня уже невозможно. Что вы думаете о концепции баланса сил?

– Мне на ум приходят две вещи. Киссинджер был последователен в приверженности идее, которую изложил в своей докторской диссертации под названием «Мир, законность и равновесие» (Peace, Legitimacy, and Equilibrium). Как Вы знаете, это было исследование о Венском конгрессе, о политической мудрости Каслри и Меттерниха. Был введён новый фактор – первенство Киссинджер отдал свободе воли, могущественному государственному деятелю, способному влиять на ход политических событий. Однажды, когда Генри Киссинджер работал в администрации Никсона, он дал неудачное интервью Ориане Фаллачи, сравнив себя с «ковбоем, который в одиночку приезжает в город, чтобы навести там порядок». Никсон был в ярости от этой метафоры Киссинджера, отказывался разговаривать с ним в течение трёх недель и почти уволил его из-за столь яркого проявления высокомерия. Тем не менее, эти две вещи – легитимность и равновесие – идут рука об руку у Киссинджера.

Вы ставите во главу угла баланс сил, хотя в центре теории, которая восходит ко временам учёбы Киссинджера в аспирантуре, находится представление о легитимности. Рассуждая о легитимности, Киссинджер подразумевает, что глобальные игроки должны достичь соглашения относительно международного порядка, признавая законными цели и методы.

Независимо от того, затрагиваются ли вопросы современной морали или вопросы достижения общественного благосостояния, всё это не применимо к делу для Киссинджера. Такова его точка зрения.

Вы спрашиваете меня, имеет ли всё это отношение к современным реалиям. Администрация Байдена исходит из того, что идёт экзистенциальная борьба между автократией и демократией, поэтому вопрос ценностей превращается в центральный. На мой взгляд, эта борьба либо ни к чему не приведёт, либо повлечёт за собой катастрофические последствия. Если мы действительно будем настаивать на противостоянии, нам грозит такая эскалация, которой мы не видели даже во времена холодной войны.

С другой стороны, Китай и США сегодня являются ключевыми соперничающими игроками, и в некотором роде действуют так, как хочет от них Киссинджер – сосредотачиваются на поиске того, что могло бы создать законную среду, порядок и равновесие, не беспокоясь о системе ценностей внутри своих обществ, о проблемах международной социальной справедливости и экономическом благосостоянии всех частей света. Это, с моей точки зрения, может стать основой для modus vivendi в условиях поляризации.

Я думаю, что идеи Киссинджера являются верными. Реальная проблема Киссинджера заключается в его несколько ограниченном подходе к миру, из-за которого он и является столь противоречивой фигурой в Соединённых Штатах.  С одной стороны, список политических достижений Киссинджера достаточно обширный, например, он сыграл большую роль в создании системы контроля над вооружениями (переговоры по SALT), достижении прогресса в урегулировании ближневосточных конфликтов и многих других вещах. За Парижские мирные соглашения Киссинджер даже получил Нобелевскую премию мира, хотя они и не положили конец войне во Вьетнаме. С другой стороны, Киссинджер был довольно безрассудным человеком в вопросе выбора средств и методов с моральной точки зрения. Киссинджер поддержал бомбардировки Камбоджи, государственный переворот в Чили в 1973 г., действия Пакистана, сопровождавшиеся фактическим геноцидом.

Перенося размышления Киссинджера о легитимности и равновесии в нынешний международный контекст, говорить стоит не только о США и Китае, но и о России. Если оставить в стороне вопросы социальной справедливости в мире – а сейчас мир, в особенности Глобальный Юг, занят вопросами социальной, политической, экономической справедливости, отношением к окружающей среде – и сосредоточиться только на понятии легитимности, голос всех крупных держав, включая Китай и Индию, должен быть услышан. В какой-то степени они чувствуют, что были обделены и проигнорированы в условиях старой международной системы. Я думаю, что с точки зрения фундаментального понимания того, что может сработать или что необходимо сделать, идеи Киссинджера действительно применимы. Вопрос в том, сможем ли мы вернуться к этому видению с политической точки зрения.

– Есть ли где-то сегодня аудитория, которая может правильно услышать и понять то, что говорит Киссинджер?

– В контексте нынешнего конфликта на его современном этапе? Вряд ли. Ситуация может измениться, если на самом деле окажется, что Соединённые Штаты или коллективный Запад – термин, который использует Россия, – каким-то образом найдут способ сотрудничать с Китаем и Индией в деле прекращения войны на Украине. Это могло бы укрепить доверие между странами, изменить подход администрации Байдена к Китаю и отношениям с ним.

Альтернативный путь – это осознание и администрацией Байдена, и Си Цзиньпином с его людьми, что траектория, по которой движутся Китай и США, является опасной.

Этот аргумент, как я уже сказал, выдвигается рядом американских политических кругов. Я не уверен, что у российской стороны есть адекватное представление о том, как отразилась бы длительная и интенсивная холодная война между США и Китаем на интересах России.

Сегодня Россия всеми силами пытается лелеять отношения с Китаем, и я, конечно, понимаю это стремление и это партнёрство.

Учитывая собственную холодную войну с Соединёнными Штатами, Россия сейчас не в настроении думать о том, как она вместе с европейцами, индийцами и другими народами может изменить направление, в котором сегодня развиваются американо-китайские отношения.

Источник Source