Гаити, некогда французская колония, охвачена бесконтрольным насилием, власти нет никакой, даже криминальной. В чём причина сегодняшних событий? Как прошлое влияет на будущее Гаити? Почему решение текущих проблем может быть только жёстким и кровавым? Не поможет ли вуду? Об этом Фёдору Лукьянову рассказал профессор РАН Виктор Хейфец в интервью для программы «Международное обозрение».

Фёдор Лукьянов: Есть много разных интересных стран, где происходит бог знает что, но Гаити вне конкурса. Почему именно там? Рядом Доминиканская Республика, где всё нормально, а тут – такое.

Виктор Хейфец: На мой взгляд, важную роль здесь играют несколько вещей. Придётся быть не совсем политкорректным.

Первое. Гаити, с одной стороны, сделала мощный рывок, освободившись сразу после Соединённых Штатов от колониальной зависимости. Лидер этой борьбы Туссен-Лувертюр был самым что ни на есть благодушным и хорошим человеком, однако последующее гаитянское общество выстраивалось по расовому, если не сказать расистскому принципу. Расизм во всех его инкарнациях – будь то белый, будь то не белый – со временем даёт негативный эффект. Формально там нет апартеида (и не было), но де-факто это общество победившего чернокожего населения. Там даже мулаты не обладали реальной силой, а кое-кто был и физически истреблён.

В условиях, когда это общество было создано, бывшие рабы многое делать, в общем-то, не умели, потому что их никогда этому не учили – они работали на плантациях. Их вырвали из привычной среды обитания, разделили и отправили чёрт знает куда – на другое полушарие. Через какое-то время они восстановили рабство, потому что это было единственное, чему они были обучены. Только теперь и плантаторы, и рабы были чёрными. Потом потихоньку Гаити стала выправляться. Не могу сказать, что она стала блестящей страной, но в чём-то даже лучше центральноамериканских государств в XIX веке.

Второй фактор, который очень сильно ударил, это громаднейшая сумма компенсации, выплаченной Франции. Речь шла о совершенно неподъёмных деньгах, и это действительно сильно ударило по экономике. А поскольку в Гаити своих полезных ископаемых мало и сама по себе она никому не была нужна, то оказалось, что экономики нет. Это как в мультфильме[1] – планета Шелезяка: воды нет, полезных ископаемых нет, только разве что населена не роботами.

Третья проблема – это внешнее воздействие. Американцы взяли под контроль значительную часть острова в начале ХХ века и долгое время держали под контролем. Там даже таможенный досмотр проходили: если человек отплывал из Европы в Нью-Йорк, досматривали его или в Санто-Доминго, или на Гаити. Это был дополнительный санитарный пояс.

В какой-то момент США решили, что надо ликвидировать местную кастовую чернокожую систему и дать больше прав населению мулатского происхождения, чтобы было, грубо говоря, как в Доминиканской Республике, где всё гораздо лучше. Там, конечно, на самом деле лучше, но в Доминиканской Республике это возникло естественным путём, а здесь стало вмешательством извне. С одной стороны, местные кланы потеряли часть прав, с другой – исчезла организованность. Именно тогда и начался процесс, который сейчас достигает апогея. В 1990-е гг. – начале 2000-х гг., когда сначала приводили к власти Жана-Бертрана Аристида против воли военных, потом свергали его же, высылали в Центральноафриканскую Республику. При этом американцы настояли, с подачи Жана-Бертрана Аристида, на существенном сокращении армии, потому что это считалось гарантией против переворотов. Армию-то сократили, куда подались бывшие военные? Деваться им было некуда, они пошли в уличную преступность. И часть нынешних уличных преступников – это бывшие военнослужащие, только умеющие гораздо лучше обращаться с оружием, чем обычные бандиты с мачете.

Всё это наложились на процесс исчезновения государства, на процесс атомизация общества. Там даже организованная преступность на сегодняшний момент не структурирована. Судя по всему, бóльшая часть бандитов просто решили уехать из страны, потому что понимают, что за пределами им будет выгоднее. До абсурда доходит!

Гаити практически не выращивает сахарный тростник, потому что это такая национальная травма: «нас заставляли быть рабами, мы не будем выращивать сахарный тростник». При этом Гаити покупает сахар в соседней Доминиканской Республике, где его выращивают гаитяне-мигранты.

У меня, на самом деле, очень нехорошее предчувствие. Сделать так, чтобы на Гаити было нормально, можно, но сделать это можно только так, что на это никто не согласится. Должна быть жесточайшая многолетняя оккупация, которая будет означать, что в какой-то момент все будут стрелять во всех. Будет куча жертв, будет хуже, чем в Сомали. Потребуется серьёзнейшая чистка во всех смыслах слова: от санитарной чистки подвалов и свалок до социальной. Реальная перетряска всех элит, вкладывание огромных денег фактически в перевоспитание населения, что-то в духе послевоенной Германии. Люди должны понять, какова реальная альтернатива. Делать этого никто не будет, потому что проще изолировать остров, тем более это несложно – с моря американцы прикроют, а на суше доминиканцы. У них уже есть опыт. В своё время доминиканский диктатор Рафаэль Трухильо прекрасно перекрывал границу с Гаити, уничтожая десятки, сотни и тысячи людей, пытавшихся перебраться через границу, – просто расстреливая их из пулемёта.

Боюсь, что кончится всё именно так. Даже если будет какое-то временное вмешательство соседних карибских государств и США, потом формально создадут «переходный совет», посадят какого-то президента, премьера и уйдут. И всё начнётся по новой – не в такой конкретно форме, но что-то похожее. Гаити не повезло, там действительно нет нормального количества полезных ископаемых, поэтому она мало кому интересна.

В своё время там были и даже сохранились неплохие пляжи, развивалась туристическая отрасль какая-никакая. Как ни смешно, но её убили американские правозащитники и либералы, которые говорили, что нельзя вкладывать деньги в кровавое общество и что это аморально: рядом живут люди, умирающие с голоду, без еды, без воды, а тут кто-то будет на пляжах нежиться. В итоге даже те, кто ездил туда на пляжи, перестали. Хотя пляжи сами по себе, говорят, хорошие.

Фёдор Лукьянов: С чем связана активность президента Сальвадора? Он реально хочет что-то изменить или просто напоминает, какой он успешный и что у него получилось?

Виктор Хейфец: Мне кажется, реально что-то менять он не хочет – скорее продаёт свой опыт. Боюсь, он просто до конца не понимает, что могло бы случиться в Сальвадоре, и есть разные оценки этого. Я считаю, что у него получилось, но это такой колосс на глиняных ногах – надо знать, куда именно ткнуть, чтобы эта система рухнула с грохотом. Дело даже не в том, что нарушаются права человека. В политике, как мы знаем, нет понятия «мораль», есть понятие «эффективность». Я склонен считать, что это временная эффективность, потом всё может стать гораздо хуже.

Муссолини в своё время ликвидировал мафию. И она была «ликвидирована» ровно до тех пор, пока сам Муссолини не закончился – всё возвратилось на следующий день. Я склонен полагать, что в Сальвадоре будет то же самое.

Найиб Букеле вроде бы говорит: «Смотрите, как у меня получилось. Вы ко мне пристаёте с правами человека, а у меня система работает». Но как он сделает то же самое на Гаити, даже если получит согласие местных властей? На каком языке он и сальвадорские товарищи собираются общаться с местными, с гаитянами? На каком языке общались бы кенийские миротворцы, если приехали бы? Они же на местном варианте креольского не говорят. Можно, конечно, просто стрелять во все стороны. И я говорил, что есть такой вариант – кровавый, жестокий, но на него никто не пойдёт. Поэтому, что бы ни говорил Найиб Букеле, думаю, это значит следующее: «Отстаньте от меня, я сделал так, чтобы не было, как на Гаити».

Фёдор Лукьянов: Может быть, благодаря Грэму Грину[2] семейство Дювалье[3] обрело определённый образ, согласно которому из всех отвратительных диктатур самая отвратительная была создана в Гаити. Это справедливо? Там действительно было хуже, чем в других местах? Или Дювалье на самом деле просто не повезло?

Виктор Хейфец: Мне кажется, с ними делит лавры парагвайская диктатура. Господин Стресснер[4], который умел распиливать бензопилой на части своих соперников, вполне успешно конкурировал с Дювалье.

Дювалье-младший был просто откровенный мерзавец, который находился у власти исключительно за счёт авторитета или власти папы. Со старшим всё сложнее. Франсуа Дювалье был очень уважаемым на Гаити врачом, педиатром, если я не ошибаюсь. Отсюда, собственно, и Папа Док. Его действительно каждый второй житель острова знал. У него была очень сложная идеология. Он даже в молодые годы левыми идеями баловался – вплоть до коммунистических. Потом коммунисты были запрещены. Но, если почитать, что Дювалье писал уже будучи у власти, то можно встретить лозунги гаитянских коммунистических организаций.

Дювалье действительно установил крайне жёсткий кровавый режим по типу – бей своих, чтобы чужие боялись. Связано это было не только с классическими формами диктатуры, но и со случайными обстоятельствами. Если не ошибаюсь, в 1961 г. Дювалье впал в диабетическую кому, из которой, считалось, он не выберется. Тем не менее он из неё выбрался, но с повреждениями неврологического характера, с периодическими сбоями в сознании. Именно тогда он активно увлёкся вуду и вудуизмом, и это стало частью идеологии. До этого вуду было для него чем-то экзотическим.

На его политику повлияли проблемы с личностью после выхода из комы. Это, конечно, не единственная причина, просто она всё усугубила. Он выстроил диктатуру, которая запугивала не только репрессиями, но и на уровне сознания: придут злые жрецы вуду, и вас больше не будет. На Гаити многие в такое верят, и в известной степени это влияние африканских племенных традиций. Подобное можно видеть и в Бразилии, и в Колумбии, и на Кубе среди населения афро-латиноамериканского происхождения. Просто на Гаити это стало квинтэссенцией.

Фёдор Лукьянов: Но вуду же на Гаити не Дювалье придумал, это у них исторически?

Виктор Хейфец: Нет, просто он этим увлёкся. Вудуизм был обычной вещью – так же, как на Кубе, сантерия. Кто-то этим увлекается, кто-то другим. Просто он поставил вуду на службу государству. Были бы просто убийцы из спецслужб – это одно. А тут – спецслужбы, облечённые религиозным звучанием, и сам президент – верховный вождь вуду. Это уже другая история.

Источник Source