Есть нечто общее у конфликтов и войн последнего времени. Это общее можно было бы выразить фразой: «Окно возможностей скоро закроется». Оно и вынуждает акторов действовать именно так, а не иначе.

В каком-то смысле это переосмысление феномена «ловушки Фукидида», только в XXI веке речь уже идёт не только и не столько о попытке прийти на место существующего гегемона, сколько о необходимости закрыть гештальт, который у каждого свой. Хотя и в случае с Фукидидом и его эпохой фактор дефицита времени тоже играл свою роль.

В истории можно найти довольно много примеров подобной логики. Из неё, к примеру, дважды исходили японцы, планируя свои операции против Российской империи в 1903 г. (здесь срок был привязан к моменту завершения в 1905 г. российской судостроительной программы, которая значительно усилила бы эскадру Тихого океана) или против США в 1941 г., что было связано опять-таки с резким усилением американского флота, а также вполне очевидными последствиями введённого Вашингтоном эмбарго на экспорт в Японию стратегического сырья. Первую мировую войну в значительной степени можно рассматривать как попытку Британской империи и Франции сбить траекторию развития Второго рейха, который с каждым годом явно смещал баланс в свою сторону и в экономическом, и в военном плане. Аналогично для центральных держав темпы развития железнодорожной сети на западе Российской империи и программы перевооружения императорских армии и флота становились важным фактором времени и изменения статус-кво. В какой-то мере Суэцкий кризис 1956 г. тоже был спровоцирован гонкой за временем, поскольку Египет с помощью СССР активно наращивал военный потенциал, что в перспективе ставило Израиль в уязвимое положение. (Отдельный фактор тогда – последняя попытка Лондона и особенно Парижа затормозить процесс демонтажа их колониальных империй.)

Ярким примером, подтверждающим данный тезис, стала российская специальная военная операция 2022 года. Милитаризация Украины в 2014–2022 гг. не оставляла шанса на то, что возможен иной вариант развития событий, а тишина в ответ на российские запросы о безопасности только убедила в этом российское руководство. Кроме того, начертание украинской группировки в Донбассе недвусмысленно показывало, что она готовится для наступательных, а не оборонительных действий. Поэтому мы сделали первый ход. Ибо в противном случае нам пришлось бы вступать в прямой конфликт с Украиной на абсолютно невыгодных условиях, в роли догоняющего.

С Нагорным Карабахом в 2020 г. – аналогичная ситуация. Нежелание армянского руководства идти на компромиссы, дрейф Еревана в сторону США, наличие мощной поддержки и тыла в лице эрдогановской Турции, занятость мира проблемой эпидемии коронавируса, относительно высокие цены на нефть, постепенное увязание России в украинской проблематике с перспективами скорого вскрытия этого нарыва в том или ином виде не оставили Баку времени на раздумья. Промедление ничего не давало, а откладывание силовой операции могло наложиться на не самые благоприятные внешние условия. И они не заставили себя ждать: «чёрными лебедями» стали турецкое землетрясение и война в Израиле (а это один из крупнейших партнёров Азербайджана по военно-техническому сотрудничеству). Откладывание проблемы на потом повышало для азербайджанцев цену решения вопроса и теоретически могло не позволить достигнуть поставленных целей.

Из той же логики вероятно исходили в Политбюро ХАМАС. Никаких реальных изменений в жизни анклава с момента подписания «соглашений Авраама» не было. Основными бенефициарами стали Израиль и страны арабского мира. В результате Израиль постепенно усиливался и крепил оборону вдоль границы, активно преодолевая политическую блокаду в отношениях со странами арабского мира. В итоге об автономии, скорее всего, все бы окончательно забыли, а население сектора Газа медленно, но верно погрузилось бы в состояние внутренней демографической, экономической и социальной катастрофы без малейших шансов изменить что-либо в будущем. Пока у ХАМАС имелись скрытые и не вскрытые израильскими спецслужбами силовые ресурсы, было принято решение громко заявить о себе и перевести вопрос о создании независимого Палестинского государства в плоскость реальной политики. И в этом случае попытка отдалить операцию «Наводнение Аль-Акса» ничего не давала палестинцам, но ставила её под угрозу из-за возможных утечек или работы израильских спецслужб, что уже не позволяло рассчитывать на внезапность.

Если подумать, какие «окна возможностей» могут захлопнуться в обозримом будущем, то можно предположить, что следующего конфликта стоит ожидать на Тайване, который с каждым годом имеет всё меньше общего с материком и фигурально дрейфует от исторической родины. Кроме того, Тайвань продолжает активно наращивать свои военные возможности, что постепенно повышает для Пекина цену по его силовому возвращению. В то же время США увязают как во внутренних проблемах, так в сдерживании России и Ирана с его многочисленными прокси, но этот период тоже не будет длиться вечно. Видимо, 2025–2027 гг. станут рубежными для Пекина в принятии решения о силовом решении вопроса.

Наконец, остаётся Иран, решение проблемы которого может быть ускорено нынешним палестино-израильским столкновением и той конфигурацией, которая будет выстроена после его окончания. «Закрывающимся окном» в данном случае может стать подготовка к испытаниям иранской ядерной бомбы или заряда, после чего любое силовое решение иранской проблемы – как Соединёнными Штатами, так и Израилем – станет невозможным. А значит вскоре ядерное оружие появится и в Саудовской Аравии (с не вполне прогнозируемыми последствиями).

Парадоксально, но фактор времени критичен и для Тегерана, поскольку страна на данный момент сумела купировать внутриполитический кризис, выстроить довольно благоприятное окружение и создать многочисленные, хорошо подготовленные силовые прокси в регионе. Этот ресурс – и во внутренней, и во внешней сфере – вряд ли может быть вечным, что вынуждает Иран к ведению более активных действий. Как видно, у потенциальных желающих изменить ход истории в запасе есть лишь несколько лет.

А на горизонте 2030–2050-х гг. «проблема закрывающегося окна», вероятно, будет вытеснена борьбой за остающиеся ресурсы, хотя она тоже завязана на времени в плане конечности ряда важных полезных ископаемых. Самым же опасным может оказаться римейк ядерной гонки вооружений, но уже на новом витке – с учётом качественного обновления ядерных арсеналов пяти ведущих держав, подкреплённого разработкой и принятием на вооружение основанных на новых физических принципах систем. Ускользание доминирования может спровоцировать на начало конфликта с применением существующих вооружений, причём не против одного ярко выраженного гегемона, а против сразу нескольких держав, которые приблизятся к очередной революции в военном деле.

Автор: Андрей Фролов, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Центра комплексных европейских и международных исследований Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики»

Источник Source