К итогам Мюнхена: сменится ли модель глобального мироустройства?
Очень интересной и разительно отличающейся от предыдущих лет выдалась в этом году Мюнхенская международная конференция по безопасности. Прежде всего, следует констатировать, что большинство участников со скрытым сарказмом, видимо, восприняли тему «Мир без Запада», которая организаторами расшифровывалась похожей на абракадабру формулировкой «Становится меньше Запада в мире и внутри самого Запада».
Отметим при этом, что тема «ухода Запада» в контексте формирования «многополярного мира» разминается уже давно. Год назад темой Мюнхена стал «Большой пазл: кто подберет части?», а еще годом ранее — «Постправда, пост-Запад, постпорядок». Лицемерие подобной постановки вопроса заключается в том, что подобный поворот, и именно в эти сроки, «прогнозировался» еще Бжезинским в «Великой шахматной доске», появившейся, напомним, в 1997 году, то есть четверть века назад. Имеет смысл освежить это в памяти. Итак:
«В краткосрочной перспективе (пять или около пяти лет) Америка заинтересована сохранить и укрепить существующий геополитический плюрализм на карте Евразии. …Предотвращение враждебной коалиции, тем более — государства, способного бросить вызов.
В среднесрочной перспективе (до 20-ти лет) упомянутое должно постепенно уступить место… появлению все более важных и в стратегическом плане совместимых партнеров, которые под руководством Америки могли бы помочь в создании трансъевразийской системы безопасности, объединяющей большое число стран.
В долгосрочной перспективе (свыше 20-ти лет) все вышесказанное должно постепенно привести к образованию мирового центра по-настоящему совместной политической ответственности».
О «многополярном» мире, как о том, что уже на пороге, заговорили примерно пять лет назад, по Бжезинскому, на излете «среднесрочной перспективы». И именно в том контексте, в котором он и предлагал: «…Геополитический плюрализм — не самоцель, а средство решения среднесрочной задачи». То есть под видом многополярности консолидировать вассалов Америки, поднимая их в собственных глазах до уровня «субъектов многополярности», в контролируемую и управляемую на самом деле той же Америкой систему безопасности в Евразии. И поскольку США не являются евразийской державой, постольку эта система по отношению к Евразии носит характер внешнего управления, а точнее — копирует хорошо знакомую британскую модель «блестящей изоляции» или манипуляции континентальными противоречиями. «У Англии нет постоянных друзей и врагов, у Англии есть постоянные интересы» — по принципу «разделяй и властвуй». Помните эту классику от премьер-министра Генри Пальмерстона, читатель?
Нынешний Мюнхен показал две вещи. Первая: реализация плана, который озвучил тогда Бжезинский, в настоящее время находится на этапе перехода от «среднесрочной» к «долгосрочной» перспективе. С точки зрения западных элит, настала пора конвертировать американское и в целом западное лидерство из публичной сферы в теневую, замаскировав его под «мировой центр совместной ответственности». Бжезинский, когда писал свою «Доску», не импровизировал, а изначально ставил предъявленный план на прочный институциональный фундамент «трехстороннего» процесса, который олицетворялся Трехсторонней комиссией — объединением элит трех «мировых регионов», которую сам и создавал в качестве первого директора под председательством (точнее, президентством) Дэвида Рокфеллера. Предполагалось, что три региона — Северная Америка, Западная Европа и Япония — будут расширяться за счет раздела СССР. С включением его европейской части в расширенный «европейский регион», который к моменту написания книжки уже распространился на бывшее советское восточно-европейское стратегическое предполье, а азиатской части нашей страны — в блок АТР, который появился несколькими годами позже. Нужно ли говорить, что роль локомотива азиатского сектора трехсторонней интеграции отводилась Японии. Ибо подъем Китая — от воссоединения с Гонконгом и Макао до выхода на западные рынки — в те годы осуществлялся под жестким контролем США и Запада, и первый самостоятельный шаг Пекином был осуществлен только в период кризиса 2008 — 2009 годов. Тогда он сначала отказался от американской формулы G2 («большой двойки»), а затем вместе с Россией пресек долларовый дефолт, который запускал бы проект глобального переформатирования.
Вторая вещь, составляющая суть прошедшего Мюнхена. На этапе перехода от «среднесрочной» части проекта к «долгоиграющей», в западных концептуальных кругах все более явственно осознали, что никакого проамериканского «мирового центра» не будет. И что ни Россию разрушить не удалось, чтобы привести европейский и азиатский блоки «трехстороннего» процесса в окончательный вид, ни Китай удержать под контролем не получилось тоже. Отражением именно этого понимания и стал испущенный в канун Мюнхена шефом Пентагона Марком Эспером «вопль Кисы Воробьянинова» о «ревизионистских державах» — России и Китае, которые «пытаются перестроить мировой порядок под себя, нарушая суверенитет соседей». Вкупе с призывом к европейцам «готовиться к конфликтам высокой интенсивности». На что Москва и Пекин резонно возразили, что «правила игры меняют, не желая считаться с современными реалиями, напротив, как раз в Вашингтоне».
Как говорил классик, «по форме все верно, по существу — издевательство». «Бжезинская» формула «мирового центра совместной ответственности» с самого начала являлась камуфляжем фактической однополярности, во главу которой ставились уже не США, как государство, а теневые центры власти, которые, «приХватизировав» американскую государственность, открыто бы действовали от ее имени в корпоративных и частных интересах. То есть то самое «глубинное государство», существование которого сегодня общепризнанно и является «секретом Полишинеля». Формально приняв эту формулировку, Россия и Китай до поры до времени не спешили публично распространяться о том, что вкладывают в «многополярность» совсем иное, альтернативное содержание. Хотя бы потому, что подлинный многополярный мир — это не единая система институтов, а столько самостоятельных, конкурирующих друг с другом институциональных систем, сколько полюсов. И за счет наличия собственных институтов, обеспечивающих функционирование валютных, торговых и финансовых систем, а также собственных технологий, включая военные, каждый такой полюс в состоянии противостоять не только любому другому, но и коалиции всех остальных. Нынешняя же мировая модель с ее завязками на МВФ, ВТО, «двадцатку», а еще Совет Европы и ОБСЕ — это тот самый «мировой центр». И в нем нет абсолютно ничего «многополярного».
Здесь напрашивается маленькое отступление. Предложенная президентом России Владимиром Путиным встреча лидеров пяти стран, являющихся постоянными членами Совета Безопасности ООН, — не пропаганда ли такого «мирового центра»? Нет! Ибо речь идет о государствах, а не о теневых элитарных институтах. И потом, это — ни что иное, как своеобразный троллинг Запада — не случайно Китай с Францией сразу же согласились, а англосаксы, как и в случае с кризисом 2008 — 2009 годов, — задумались.
Поэтому маски согласия с мифологемой «мирового центра» — Москвой и Пекином — сбрасывались постепенно. В видимую фазу этот процесс вошел с созданием первых альтернативных институтов — ШОС, Азиатского банка инфраструктурных инвестиций (АБИИ), Нового банка развития (НБР) БРИКС. Именно ШОС, в частности, пускает ко дну выстроенный против нее американский проект «Индо-Тихоокеанского партнерства» (ИТР), по сути, «восточного НАТО», предоставив Индии возможность лавировать между «трехсторонним» и евразийским «континентальным» процессами. Чем в Дели с радостью и воспользовались.
Запад оказался пойманным в «полупозишн». С одной стороны, машина «мирового глубинного центра» набрала ход и инерцию. Ее трудно остановить, даже осознав, что она движется в пропасть. С другой стороны, с помощью факторов Дональда Трампа и Brexit ее все-таки попытались затормозить и отыграть назад, в исходное положение кануна реализации «среднесрочной» перспективы. Чтобы устранить системный сбой, России устроили череду санкций, а Китаю — торговую войну. Расчеты «глубинных» элит не оправдываются и здесь. С Пекином Трампу пришлось договариваться. По крайней мере, ради успеха на выборах и еще — чтобы спрятать от общественности позорную капитуляцию перед Пхеньяном, где получилось так, что не Трамп использовал Ким Чен Ына, а Ким — Трампа. Показав тем самым мировому сообществу весь неприглядный цинизм американских внешнеполитических подходов. Что касается Москвы, то проникновенный спич, произнесенный в Мюнхене Эммануэлем Макроном, как раз и отражает всю глубину европейской и в целом западной дезориентации. Американская политика загнана в «ножницы». С одной стороны, европейским сателлитам по НАТО нельзя давать повода усомниться в непоколебимости «гегемона»; отсюда и натянутый мюнхенский оптимизм Майкла Помпео — не может же он прямо и публично сообщить, что «трехсторонний» процесс остановлен на «перезагрузку», тем более, что так уж открыто он никогда и не анонсировался. Хотя и не опровергался. Поэтому: «Европе не о чем беспокоиться, пока Америка прокладывает для нее курс». И «американцы от мирового лидерства не отказывались, и Европу никуда не отталкивали». С другой стороны, уж кому-кому, а Макрону, этому «птенцу гнезда Ротшильдов», хорошо известно: не «что-то», а многое «пошло не так», и если англосаксы принялись дистанцироваться от Европы, отступая из нее за Ла-Манш, то «дело пахнет керосином». Уже проходили — в 1914 и в 1939 годах. А тут еще и апрельские учения НАТО, которые проводятся на территориях противопоставленных «старой Европе» восточно-европейских марионеток США… Какой «сюрприз», за который придется отдуваться европейцам, готовят «эти янки»? Пообещал же Помпео очередной крупный транш на польско-американский проект «Трех морей»…
Двух мнений быть не может: ритуально антироссийская часть макроновского выступления не была в нем главной. К главному — необходимости диалога с Россией во избежание худшего, чтобы, сложив все яйца в одну корзину, не оказаться списанным на заклание, французский президент перешел, исполнив эту «обязательную программу». «Политика на российском направлении не трансатлантическая политика, а своя, европейская», — так прозвучал главный месседж, адресованный Парижем Москве. Ответ прозвучал из уст заместителя главы МИД Александра Грушко. Три условия:
- изменение политики ЕС: пересмотр пяти принципов бывшего «международного» спецпредставителя Федерики Могерини, охарактеризованных как «невнятные» (добавим от себя, что в нижеприведенной справке по этим принципам Россию не может больше всего не «вдохновлять» последний);
-
ДЛЯ СПРАВКИ — принципы Могерини: 1) Выполнение условий соглашения «Минск-2» по Украине; 2) Укрепление отношений со странами «Восточного партнерства» и странами Центральной Азии; 3) Усиление устойчивости ЕС, в том числе снижение зависимости от России в энергетической сфере; 4) Восстановление сотрудничества с Россией по «некоторым избранным направлениям», например по Ирану или проблеме КНДР; 5) Поддержка развития гражданского общества в России и «поддержка контактов между людьми и обмен».
- коррекция политики НАТО: перестать «сдерживать» и восстановить прежние форматы сотрудничества. То есть, грубо говоря, никаких провокационных учений и всякого прочего, аналогичного;
- самими европейским лидерам — поменьше марионеточной зависимости от США и больше самостоятельности.
Будем реалистами. Можно ли добиться всего этого от Европы в нынешних условиях, когда она лишена суверенитета? Нет, нельзя! Если, конечно, не следовать конспирологическим и просто маргинальным бредням о неизбежности скорого распада США и объединения России на этой волне с Европой. И хотя сторонники этих идей в российской элите сохранились и после относительно недавнего ухода из жизни главного их носителя, чувство реальности побуждает прочесть российский ответ Макрону несколько иначе: скажем, как приглашение к более конструктивной позиции в «нормандском формате», новая встреча в котором, вроде бы запланированная на апрель, по словам главы МИД Сергея Лаврова, пока не просматривается ввиду «отсутствия прогресса в выполнении решений «нормандского саммита» в Париже». Презентованные Вольфгангом Ишингером, раскритикованные официальным Киевом и сборищем бывших американских послов на Украине, «12 шагов», которые то снимались с сайта мюнхенской конференции, то вновь на нем появлялись, — не являются ли основой для такого прогресса? Особенно в свете того внимания, которого в Мюнхене удостоился украинский президент Владимир Зеленский? Вот и сообщество записных киевских политологов на эту тему, судя по следам в Интернете, слишком сильно и слишком показательно «перевозбудилось»…
Так что у нас там получается с пресловутой «трехсторонностью»? Полное ее переформатирование, вот что. На место связки Северной Америки с Европой и АТР под японским лидерством (или в приказывающем долго жить формате ИТР) приходит осознание того, о чем автору этих строк приходится напоминать уже давно. Основополагающей системной конструкцией в современном мире все более становится «глобальный треугольник» другого состава и содержания: США (во главе Запада) — Россия — Китай, и в этом треугольнике уязвимой, слабой стороной, эдаким потенциальным пораженцем, выступает та, против которой объединились двое остальных. В 70-е и 80-е годы такой стороной оказался Советский Союз. Результат хорошо известен. А сейчас?
Большая и непреходящая заслуга нынешнего Мюнхена в том, что стратагема треугольника принята и проговорена официально и публично. Осознание собственных заблуждений перед реальностью — первый шаг к их исправлению.
В чем ограниченность «треугольной» конфигурации, и чем она пока уступает «трехсторонней»? В отсутствии у нее институциональной основы, которой в «трехстороннем» проекте является Трехсторонняя комиссия, которая тоже не сама по себе возникла, а увенчала целую систему институтов, формировавшуюся через две мировые войны на протяжении трех четвертей XX столетия. Не этот ли концептуальный вакуум призвана компенсировать упомянутая инициатива Путина о встрече «пятерки» Совбеза ООН? Сможет ли ООН заменить собой теневые институты западного проекта, ширмой которых она, если называть вещи своими именами, изначально планировалась? (СССР ведь именно поэтому не горел особым желанием в ней участвовать и согласился в той части, которая, давая право вето, не ограничивала тем самым национальных интересов). Пока — нет, но любой путь начинается с первого шага. Когда в мире существует единственный проект глобальной интеграции, выполненный на вполне определенных условиях вполне определенного доминирования — это диктат монополии. А когда у этой монополии появляется альтернатива, то это — уже конкуренция. Здесь, правда, нужно обойти «подводные камни», связанные с проектами реформирования Совета Безопасности, способными выхолостить и утопить любую альтернативу, в короткие сроки вернув ее к прежнему знаменателю западного доминирования. Но предупрежден — значит, вооружен.
Спасибо Мюнхену-2020, что он эту конкурентную коллизию высветил и обозначил, переведя концептуальную дискуссию о будущем мира из теневой, закулисной, в публичную сферу. С субъективной точки зрения это нужно было сделать давно, но объективные условия созрели только сейчас. Однако приветствуя такой поворот событий, нам в России нельзя не понимать, что крепнущий альянс с Китаем предъявляет определенные требования, продиктованные как идеологической, так и социальной спецификой формирующейся альтернативы, за которой будущее. Западные угрозы, квинтэссенцией которых в Мюнхене стали американские камлания об «огромном риске для идеологии (!) Запада», который представляют собой «действия китайской Компартии», глава МИД КНР Ван И парировал тем, что Китай никогда не пойдет на копирование западной модели и не будет ни вмешиваться в дела малых государств, ни обставлять их поддержку никакими дополнительными условиями.
И это — очень интересная и важная тема, в известной мере раскрывающая содержание системной альтернативы «трехстороннему» проекту, продвинутому Бжезинским в «Великой шахматной доске». К этому вопросу, а также к месту России в новых тенденциях, обозначенных Мюнхенской конференцией, мы в ближайшее время еще вернемся.
Источник vizitnlo.ru