азличия между полами действительно существуют. Мужчины и женщины, мальчики и девочки, действительно, ведут себя по-разному. Вопрос (и вопрос непростой) состоит в том, чтобы установить, откуда берутся эти различия. Может, люди разных полов устроены по-разному? Или наблюдаемые поведенческие различия объясняются влиянием культурной среды? Ответы на оба эти вопроса утвердительные, но, к сожалению, причины биологического и культурного характера настолько часто рассматриваются как взаимоисключающие, что трудно найти золотую середину. Вместе с тем, споры о происхождении гендерных различий, как правило, приводят к предельной поляризации мнений, когда недостаточно убедительные доводы выдвигаются и опровергаются представителями обоих «лагерей», и представители сторон, придерживающихся противоположных мнений, продвигают такие эпитеты как «нейросексизм» и «отрицатель межполовых различий».

Споры проходят особенно ожесточенно сейчас, когда сторонники концепций естественности или воспитания утверждают, что новая наука о мозге доказывает именно их точку зрения. Результаты исследований с использованием средств нейровизуализации указывают на то, что «наконец-то доказано», что между мозгом мужчины и женщины действительно есть врожденные отличия, и что этим объясняются различия, которые мы видим в их поведении. Однако те же самые результаты являются доказательством того, что на самом деле «мужского мозга» или «женского мозга» не существует, и что все видимые различия между полами не являются врожденными, а появились в результате роста и развития в гендерной среде. В любом случае, на основе предпочитаемой интерпретации фактических данных выявляются важные последствия для социальной политики.

В своей недавно опубликованной книге «Гендерный мозг» (The Gendered Brain, 2019) английский нейробиолог Джина Риппон (Gina Rippon) развенчивает «миф» о врожденных биологических различиях и утверждает, что различия в мозге и поведении возникают в результате воздействия культурных факторов. Она приводит убедительные доказательства того, что значительная часть исторических исследований в этой области была и в некоторых случаях по-прежнему обусловлена явно или неявно сексистской политикой, направленной на поиск научных доказательств неполноценности женщин.

Противоположную позицию занимает канадский психолог Джордан Петерсон (Jordan Peterson), который утверждает в «Твиттере», что: «Различия между полами значительны и являются биологическими/врожденными. С наукой все ясно. Противоположная социология оторвана от реальности». В теперь уже печально известной служебной записке сотрудник компании «Гугл» (Google) Джеймс Дамор (James Damore) в 2017 году заявил, что врожденные гендерные различия в интересах и склонностях отчасти являются причиной наблюдаемых различий в выборе профессии, в частности «относительного отсутствия» женщин в областях точных наук, техники и технологий (и в «Гугл»). За свои резкие высказывания Дамор был немедленно уволен, и многие комментаторы подвергли его суровой критике. Однако в других кругах он прославился как смелый приверженец свободы слова и борец за научную истину.

Обе стороны могут в конечном итоге прийти к тому, что будут отстаивать довольно узкий взгляд на вещи. Петерсон, например, утверждает, что разницу в оплате труда можно объяснить тем, что женщины в среднем набирают более высокие баллы при оценке такой черты характера как доброжелательность: по его мнению, если женщин научить быть менее доброжелательными, они были бы более успешными на рабочем месте в финансовом плане. Между тем, канадский ученый-когнитивист Стивен Пинкер (Steven Pinker) недавно раскритиковал статью, опубликованную в «Нью-Йорк Таймс» (The New York Times), автор которой пытался выяснить, почему женщины делают по дому больше работы, чем им полагается. Автор был подвергнут критике за то, что не рассматривает в качестве возможной причины биологические половые различия. Даже если бы он был прав, его очевидное пренебрежение к укоренившимся патриархальным нормам лишило его всякой поддержки, которую он мог бы найти в социальных сетях.

При этом американский психолог Майкл Райхерт (Michael Reichert) заявил (тоже в «Нью-Йорк Таймс»), что «насилие проистекает из того, что мальчики узнают о том, что значит быть мужчиной» — в отличие от любых врожденных склонностей к физической агрессии. И это несмотря на научные данные, указывающие на то, что половые различия в физической агрессии универсальны для всех человеческих обществ, имеют убедительное эволюционное обоснование, проявляется у большинства других видов млекопитающих и имеют хорошо отлаженные биологические механизмы.

По словам американского философа Уильяма Джеймса (William James), культурная дискуссия вокруг гендерных различий в основном сводится к тому, что люди просто «перестраивают свои предубеждения», чтобы воспользоваться доказательствами, подтверждающими их позицию, при этом поставив противоположные выводы в центр самого пристального внимания скептиков. Риппон, например, вполне справедливо критикует ранние и недостаточно качественные работы ученых, выполненные с использованием методов нейровизуализации, согласно которым якобы были обнаружены биологически обусловленные различия в мозге, непосредственно отвечающие за наблюдаемые гендерные различия в поведении. Однако она гораздо менее критично относится к столь же сомнительным научным работам, авторы которых утверждают, что нейропластичность может быть причиной различий в макроскопической структуре мозга, которые, в свою очередь, могут быть причиной различий в поведении.

Все мы, конечно же, люди и все мы все склонны к такого рода предвзятости подтверждения. По крайней мере, как правило, становится ясной позиция исследователя по главному вопросу о происхождении половых различий. Но у людей, работающих в различных областях и читающих различную литературу, также есть множество скрытых дополнительных убеждений, которые не столь явны, и которые в значительной степени влияют на то, как они оценивают и сравнивают различные виды доказательств или аргументов. У них может быть твердое предварительное мнение о том, есть ли у людей какие-нибудь врожденные психологические склонности, и влияет ли на такие особенности генетика; относятся ли к психологическим особенностям человека выводы, сделанные учеными в отношении животных; была ли человеческая психика сформирована под влиянием их недавнего эволюционного прошлого; может ли опыт изменить структуру мозга или в объяснении поведения более существенную роль играют индивидуальные особенности характера.

Из-за этих глубоких, но обычно не выраженных различий в исходных точках зрения ученые и обозреватели говорят, не слыша друг друга, а широкая общественность остается в неведении. Из-за этих различий может даже случиться так, что одни и те же данные будут интерпретироваться диаметрально противоположным образом, что вызывает вопрос о том, какова же на самом деле истинно научная точка зрения. Нигде это не проявляется так явно, как при интерпретации результатов исследований с использованием методов нейровизуализации.

В исследовании 2015 года, в котором была выдвинута гипотеза «мозаичного мозга», психолог Дафна Джоэл (Daphna Joel) из университета Тель-Авива и ее коллеги проанализировали результаты сканирования мозга, проведенного почти у полутора тысяч человек, пытаясь найти области мозга со статистически значимой разницей в объеме между полами. Они обнаружили 10 областей с таким различиями, некоторые из которых по объему были больше у мужчин, а некоторые — у женщин. На первый взгляд, результаты исследования, казалось, подтверждали идею, согласно которой мужской и женский мозг структурно различны. Однако каждая из 10 исследованных областей у разных людей в любом случае различается по объему, причем распределение просто немного меняется в сторону увеличения или уменьшения у другого пола. Джоэл с коллегами обнаружили, что «мужские» или «женские» качества максимально выражены во всех 10 областях мозга лишь у немногих людей. Зато у большинства ряд черт встречался главным образом в перекрывающихся зонах лишь с общей тенденцией распределения в сторону одного или другого края.

Авторы пришли к выводу, что резкой разницы между мозгом мужчин и женщин нет. Другими словами, «мужского мозга» или «женского мозга» не существует. Они предполагают, что мозг каждого человека, скорее, представляет собой «мозаику» из маскулинизированных и феминизированных областей, и это подразумевает, что биологически обусловленных половых различий в поведении ожидать не стоит. Тем не менее, в течение нескольких месяцев было проведено несколько других исследований, которые показали, что те же самые данные можно с высокой степенью точности использовать для классификации мозга отдельных людей как мужского или женского. Хотя объем любой отдельной области является ненадежным показателем пола, весьма эффективно проследить различия позволяет многомерный анализ. Согласно этому подходу, мозг мужчины и женщины, в отличие от гениталий, не является диморфным и не имеет двух совершенно разных форм. В нем наблюдается коррелированный набор изменений в проявлении характерных особенностей, подобных тому, что наблюдается в мужских и женских лицах, различие между которыми также определить несложно.

Еще одно исследование с использованием методов нейровизуализации, которое привлекло внимание СМИ, поскольку в нем были сделаны противоположные выводы, было проведено в 2014 году нейробиологом Мадхурой Ингалхаликар (Madhura Ingalhalikar) и ее коллегами из Университета Пенсильвании. Они проанализировали связи между областями мозга и обнаружили некоторые гендерные различия в организации мозговой деятельности. У женщин, как правило, наблюдается больше связей между двумя полушариями мозга, а у мужчин несколько больше связей между лобной и затылочной долями внутри каждого полушария. Данные казались довольно надежными и соответствовали предыдущим выводам о том, что у женщин чаще наблюдаются межполушарные связи между областями мозга. Тем не менее, авторов подвергли критике за то, как они интерпретировали полученные результаты. Они предположили (весьма смело) что «мужской мозг структурирован так, чтобы облегчить связь между физическими ощущениями и действием, они легче воспринимают происходящее и координируют свои действия. А женский мозг легче связывает аналитический и интуитивный режимы обработки информации». Комментируя свою статью в пресс-релизе, авторы исследования заявили, что эти различия, возможно, являются причиной того, что мужчины более способны к обучению и выполнению одной из текущих задач, например, лучше ездят на велосипеде или ориентируются в пространстве, лучше определяют направление движения. А женщины обладают лучшей памятью и навыками социального познания, благодаря чему они более приспособлены для одновременного выполнения нескольких задач и поиска решений, отвечающих требованиям группы«.

При отсутствии какой-либо причинной связи между наблюдаемыми различиями в структуре мозга и различиями в поведении такие утверждения носят чисто спекулятивный характер. Не были особенно убедительными и выбранные примеры предполагаемых гендерных различий в поведении (действительно ли мужчины психологически более приспособлены к езде на велосипеде?). Подобные утверждения основаны на неподтвержденных выводах о наличии тесной связи между размерами участков мозга и эффективностью сложного человеческого поведения.

Как выяснилось, есть веские доказательства того, что мужской и женский мозг структурно отличаются на макроскопическом уровне. В некоторых недавних масштабных исследованиях с использованием методов нейровизуализации были обнаружены многочисленные небольшие, но коррелированные различия, которые в совокупности отличают мужской и женский мозг в изученных образцах. Однако простое наблюдение таких различий не является доказательством того, что они обусловлены врожденными биологическими факторами. Более того, один из главных аргументов, выдвинутых, в частности, Джиной Риппон, заключается в том, что эти различия связаны с тем, что наш мозг реагирует на различный жизненный опыт мужчин и женщин, приобретенный ими в культурной среде, которая является гендерной.

Наш мозг, конечно, очень пластичен и приспособлен реагировать на опыт. Но в основном эта нейропластичность проявляется на микроскопическом уровне — в виде изменения веса синапсов, связей между нейронами. Идея о том, что опыт, приобретенный в культурной среде, может приводить к макроскопическим различиям в размерах областей мозга — это нечто совершенно иное. Это утверждение опирается на небольшое число исследований, таких как исследование, проведенное в 2000 году, которое показало, что у лондонских таксистов увеличен гиппокамп (часть мозга, ответственная за пространственную память — прим. перев.), который, похоже, приобрел почти фантастические способности к запоминанию информации, несмотря на то, что общая доказательная база довольно ограничена.

Идея, согласно которой области мозга могут увеличиваться по мере их задействования, или уровни нейронной активности могут изменяться в зависимости от региона в результате качества опыта, является абстрактной и спекулятивной. Несмотря на мифы об обратном, мы эффективно используем весь наш мозг все время, по крайней мере, во время бодрствования. Если бы мозговая ткань действительно была похожа на мускулы, то наш мозг не уместился бы в черепе. И если бы рост одной области происходил за счет соседних областей (что выглядело бы как конструктивный недостаток), то следовало бы ожидать, что различия в мозге носили бы комплементарный характер — каждый участок мозга, который относительно больше у мужчин, будет соседствовать с участком, относительно меньшим по размеру, чего не наблюдается.

Учитывая, что нейроанатомические различия между полами постоянно наблюдаются у детей (даже у младенцев в возрасте одного месяца) и повсеместно распространены среди других видов животных (во многих случаях с хорошо отлаженными механизмами развития), представляется вероятным, что наблюдаемые нейроанатомические гендерные различия у людей являются результатом сохранившихся программ маскулинизации или феминизации развития мозга. Но дело в том, что мы не знаем, что означают эти различия. Да, действительно, мы об этом понятия не имеем. И это касается не только различий между полами: мы не знаем, что означают различия в размере небольших участков мозга. И это несмотря на бесчисленные попытки связать изменение размеров той или иной области мозга или того или иного нервного пучка с соответствующим изменением психологических или поведенческих особенностей и предостаточным количеством информации о таких корреляциях в литературе.

Попросту связь между участками мозга и когнитивными функциями или поведением имеет не такой модульный характер. Это всего лишь современная версия френологии, где размер и форма впадин и шишек на черепе должны были указывать на размер находящихся под ними областей мозга и соответственно — на психологические особенности человека. Нейронная сеть и нейронные связи любой данной области мозга слишком сложны, чтобы напрямую сопоставлять их функцию с объемом нейронной «площади», которую она занимает.

Мы знаем, что большинство известных половых различий в головном мозге других животных обнаруживаются в небольших, но важных популяциях клеток, которые сами расположены в крошечных областях мозга с экзотическими названиями, такими как «интерстициальное ядро гипоталамуса» или «ядро ложа терминальной полоски». Эти структуры в основном контролируют подсознательную организацию поведения и физиологию и играют важную роль в таких областях как спаривание, репродуктивная физиология, социальное поведение, анализ угроз, агрессия, страх, энергетический баланс и так далее. Хотя деятельность коры головного мозга легко анализировать с помощью нейровизуализации, не факт, что деятельность мозга этим и ограничивается, если речь идет о типе поведенческих различий, которые нас интересуют.

Таким образом, акцент на использовании методов нейровизуализации является своего рода отвлекающим маневром в спорах о гендерных различиях. Техника просто не в состоянии обнаружить все различия между мужчинами и женщинами, которые могут существовать в нейронных сетях. Ученые также не в состоянии объяснить те различия, которые она может обнаружить, не говоря уже о том, чтобы разобраться, связаны ли какие-то предположительно связанные различия, которые мы наблюдаем в мужском и женском поведении, с биологическими или культурными факторами.

Не менее спорной областью в исследовании основ поведенческих различий между полами является вопрос о том, могут ли различия в психологических особенностях, включая такие черты характера, как добросовестность, агрессивность, импульсивность, склонность к риску, заботливость и так далее, быть причиной заметных различий в поведении. Если такие черты (которые, как считается, являются отражением некоторых основных мозговых процессов) у мужчин и женщин неизменно отличаются, то это, по-видимому, служит подтверждением того, что причина разницы в поведении имеет биологический характер. Но, как и в случае с нейроанатомическими различиями, одного лишь наличия различий в таких чертах недостаточно, чтобы разрешить спор об их происхождении или влиянии. Мы можем наблюдать различия во всем разнообразии черт — от тех, в которых гендерные различия имеют четкую сохранившуюся биологическую основу и которые в значительной степени влияют на поведение, до черт, происхождение которых не столь понятно, а связь с поведением гораздо менее выражена. Неудивительно, что черты, наиболее ярко свидетельствующие о биологическом происхождении, наиболее тесно связаны с репродуктивными стратегиями и стратегиями спаривания.

Наиболее очевидным является сексуальное предпочтение. Оно настолько очевидно, что его часто упускают из виду, словно то, что некоторые люди привлекают мужчин, а некоторые — женщин, происходит по умолчанию, «автоматически». Но это происходит не само по себе. Это является результатом программы маскулинизации или феминизации нейронных цепей, «запускающей» половое влечение на основе принципов и механизмов, хорошо отлаженных у других млекопитающих. Физическая агрессия также тесно связана со стратегиями спаривания и демонстрирует значительные половые различия. В любой культурной среде мужчины гораздо более склонны к физическому насилию, чем женщины, они совершают подавляющее большинство серьезных преступлений и убийств и составляют подавляющее большинство жертв. Аналогичное половое различие наблюдается у многих млекопитающих, включая большинство приматов, в соответствии с экологическим давлением — конкуренцией за партнера для спаривания.

Эти различия в сексуальности и агрессии тесно связаны с репродуктивными стратегиями и поведением, они необходимы с эволюционной точки зрения, имеют прямые корреляции у других видов и связаны со специфическими нейронными механизмами, которые начинают хорошо проявляться в модельных организмах. И нет никаких объективных оснований для полемики по поводу биологического происхождения этих различий.

Но тогда такие различия и не являются предметом, на котором основана большая часть дебатов. Гораздо большее значение имеют возможные различия в когнитивных способностях, чертах характера, склонностях и интересах.

За долгие века было много написано о якобы слабых когнитивных способностях женщин. На самом же деле современные тесты на коэффициент умственного развития (IQ) не выявляют разницы между средними показателями у мужчин и женщин (хотя у мужчин отмечается более высокая дисперсия), и во многих странах девочки теперь постоянно превосходят мальчиков по оценкам на экзаменах. Однако существуют измеримые различия в очень специфических когнитивных способностях, таких как мысленное вращение трехмерных объектов, которое лучше развито у мужчин, и беглость речи, которая является сильной стороной женщин. Разница в способности к мысленному вращению трехмерных объектов проявляется рано, в возрасте четырех или пяти лет, проявляется она на умеренном уровне и повсеместно наблюдается в разных культурных средах. Об этих различиях написано много. В докладе Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) за 2017 год были рассмотрены доказательства того, что «студенты с более высокими показателями в тестах на способность к ориентированию в пространстве значительно чаще выбирают профессию в области науки и математики». Но в том же докладе обобщены данные, показывающие, что способности к пространственному восприятию в принципе поддаются воздействию, и их можно развивать путем обучения и в процессе приобретения опыта, что означает взаимодействие таких факторов, как природа и воспитание.

Есть и другие существенные гендерные различия в чертах характера. В частности, у женщин показатель по таким общим личностным чертам как — нейротизм, доброжелательность и добросовестность, несколько выше среднего. Если говорить конкретнее, у мужчин, как правило, более высокие показатели по таким личностным чертам, как настойчивость, уверенность в себе, стремление к острым ощущениям и потребность в доминировании, а у женщин в среднем показатели выше по таким чертам как стадность, общительность и стремление опекать и заботиться. В психометрическом анализе интересов женщины, в среднем, неизменно проявляют больший интерес к людям, а мужчины проявляют больший интерес к вещам. В отличие от сексуального поведения и агрессии, большинство этих когнитивных и личностных черт не столь однозначно связаны с репродуктивным успехом или экологическими ролями. И поскольку у них нет прямых коррелятов у других видов, нам гораздо меньше известно об их биологической основе. Эти личностные черты могут иметь биологическое происхождение (поскольку генетические различия влияют на эти черты в общем смысле), но также существует множество возможностей значительного влияния на них культурной среды.

Если по-прежнему неясно происхождение этих различий, то неясны и их последствия. Однако по-настоящему центральное место в этой дискуссии занимают споры о том, какое влияние эти незначительные среднестатистические различия в психологических чертах оказывают на модели реального поведения и социальные результаты: подходят ли женщины для работы в области точных наук, техники и технологий или нет? Объясняется ли разница в оплате труда различиями в таких чертах, как доброжелательность? Вообще-то, корреляции между личностными чертами и различными социальными результатами — счастьем, уровнем образования, производительностью труда, здоровьем, долголетием — выражены слабо, и их прогностическая ценность для индивидов очень низка. И это при том, что мы рассматриваем весь спектр значений личностных черт всего населения. Но по сравнению с этим спектром гендерные различия, обсуждаемые здесь, незначительны, что означает, что любая прогностическая ценность для результатов будет соответственно еще ниже.

Когда научные результаты интерпретируются для публикации в СМИ или общественных дискуссий, как правило, преуменьшаются сложность и динамизм, лежащие в основе связи между чертами личности. Наше поведение обусловлено не просто ежеминутной настройкой этих параметров. Основу составляют врожденные предрасположенности — некоторые исходные склонности вести себя тем или иным образом. И эти исходные склонности влияют на то, как мы взаимодействуем с миром и познаем его, приобретаем субъективный опыт, а также на то, какую среду мы выбираем и создаем. Они могут оказывать кумулятивное влияние на то, как формируются наши индивидуальные привычки и характер, как мы адаптируемся к окружающей среде и каких результатов ожидаем от себя самих. Но мысль о том, что это просто происходит без какого-либо внешнего влияния, наивна.

Даже в самых индивидуалистических обществах степень нашей самостоятельности в создании себя самих ограничена. Социальные результаты — это не просто выражение свободного выбора индивидов, как это, по-видимому, подразумевают некоторые комментаторы. Что касается различий, связанных с полом, мы должны учитывать более общие факторы, включая групповую динамику, гендерную принадлежность, наличие или отсутствие образцов для подражания, социальные нормы и ожидания, откровенную сексуальную дискриминацию и другие виды систематического воздействия культурной среды.

На некоторые виды поведения эти силы могут оказывать совместное влияние — усиливая незначительные групповые различия в психологических особенностях и формировании привычек — путем определения ожидаемых результатов, которые становятся самоподкрепляющими. Например, у мужчин может поощряться агрессивность (ненасильственного характера), а у женщин она не поощряется. В отношении других различий, таких как выбор профессии, культурная среда может навязывать произвольные нормы и ожидания, которые врожденных биологических различий не отражают вообще. Учитывая, как мало нам известно о том, как взаимодействуют все эти факторы, по-видимому, слишком рано и в высшей степени самонадеянно утверждать, что небольшие различия, наблюдаемые на основе лабораторных проявлений психологических черт, являются достаточными, чтобы объяснить различия, наблюдаемые в социальных результатах. У нас нет запасного плана «свободного выхода из эволюции», но мы все же и не люди-роботы, поведение которых определяется положением нескольких кнопок и переключателей, независимо от каких-либо социальных факторов. Ясно одно: мы никогда не разберемся со сложностью задействованных интерактивных механизмов, если дискуссия и дальше будет поляризованной. Нам необходимо обобщать выводы и точки зрения, существующие в генетике, нейробиологии, психологии и социологии, а не противопоставлять их друг другу.